В крымском подполье

Тот утвердительно закивал. В штабе нашлось немного вина, и Луговой угостил румына.

Такое отношение потрясло пленных. Они смеялись и плакали от радости.

— Мы будем всем говорить, какие хорошие партизаны. Всем будем говорить!

Луговой произнес небольшую агитационную речь через переводчика и закончил ее так:

— Передайте вашим людям, что если их будут посылать в лес, пусть в нас не стреляют, и мы их трогать не будем. Старайтесь предупредить нас заранее о планах немцев. Нам будет известно, как вы выполните свое обещание. Если вы окажетесь обманщиками — пеняйте на себя. Если вы честные люди — помогайте нам бить немцев.

Пленные слушали внимательно. Потом, приложив руки к груди, протянули их к партизанам ладонями вперед, показывая, что благодарят от всего сердца.

Три партизана повели румын на дорогу. Пленные кланялись во все стороны.

Проводники потом передавали, что, прощаясь, румыны бросились их целовать и твердили, что всем расскажут правду о партизанах.

— Вот люди! — удивлялся один из проводников. — На убитых товарищей даже не обратили внимания. А когда увидели убитых лошадей, начали плакать: «Ой, ой, как жалко лошадь!»

Наступил вечер. Штаб принял решение перейти на новое место, поскольку здесь побывали румыны.

Луговой выслал вперед Федоренко с группой бойцов для уничтожения румынского обоза, сбора трофейного инвентаря и для разведки.

Миша с бойцами уже разделал убитую лошадь. Все запаслись мясом и двинулись в путь.

Стемнело. Мы вышли на опушку леса. Вдруг тишину нарушил одиночный выстрел и недалеко затрещал пулемет. Наперерез нам летели трассирующие пули, и целый сноп их был направлен в нашу сторону. Мы залегли и под огнем начали отползать назад.

Остановились в балке, пристально вглядываясь в темноту. Выслали разведчика, который вскоре вернулся с бойцом из отряда Федоренко. Тот рассказал, что он чуть не попал в лапы румын. Он подошел к повозкам, а том люди. Темно. Раздались голоса: «Немец?.. Румын?.. Русс?..» Он понял, что напоролся на врага, и молча начал отходить. Застрочил пулемет. А в лесу у румын прикрытие, оттуда тоже открыли огонь.

Мы решили обойти стороной то место, откуда обстреляли нас румыны, и соединиться с Федоренко. Только стали подниматься по скату балки, опять затрещал пулемет, но теперь трассирующие пули летели уже в противоположную от нас сторону. Во главе колонны стал Костюк, как лучший проводник, прекрасно ориентирующийся в лесу в любое время. К Федоренко направили связного с указанием, где ему с нами встретиться.

Снова начался ночной партизанский марш: с кручи на кручу, без дорог шагали напролом, спотыкались, падали.

Через некоторое время тяжелого пути соединились с Федоренко и остановились передохнуть. Все живы и невредимы. Я поражен был удивительным мастерством наших проводников. По каким-то неуловимым признакам находили они просеки и приводили точно в то место, куда нужно.

При выходе из Кипчакского в Тиркинский лес нам пришлось пройти по вершине горной площадка длиной километров в десять, называемой по-местному Джелява.

Возле этой каменистой пустоши, тут же на горе, находился партизанский аэродром. Его недавно захватили немцы и поставили там батальон солдат с пулеметами и минометами.

Поэтому по Джеляве мы шли цепочкой быстро, без отдыха, соблюдая строжайшую тишину.

Только в четыре часа утра, пройдя опасное место, мы снова вошли в лес и устроили привал. За ночь мы сделали около двадцати пяти километров.

Но усталость, казавшаяся мне порою предсмертной истомой, странным образом прошла. Я, к удивлению своему, почувствовал себя даже несколько свежее. Очевидно, в условиях огромного нервного напряжения утомление быстро проходит. Быть может, имел благотворное влияние и чистый горный воздух. Во всяком случае, я до сих пор не могу понять, как я тогда не умер от разрыва сердца или не простудился, как не поломал ноги на скользких крутых спусках.

Наконец мы достигли вершины горы.

— Ну, вот мы и в новом лагере, «Седло», — сказал мне Андрей, вытирая пот и кладя на траву свои чемоданы с радиоаппаратурой.

— Вы бывали тут раньше? — спросил я.

— Много раз. Эта высота очень удобна для обороны.

— Далеко от Симферополя?

— Километров сорок.

Мы находились на небольшой площадке, с двух сторон закрытой скалами, под зеленой крышей деревьев. Глубокие балки отделяли нас от соседних гор, в том числе и от высокой, продолговатой, с оголенной вершиной горы Тирке, именем которой назывались леса этой местности. Мне никогда не приходилось раньше бывать в глубине крымских лесов, и я понятия не имел об их удивительной красоте.

Федоренко расположил свой отряд на склонах горы. На вершине при штабе остались радисты, спецработники и комендантский взвод. Кое-кто уже брился, несколько человек взялись организовать баню и стирку белья. Радисты ставили антенну, готовясь слушать Москву и передавать радиограмму обкому партии в Краснодар.

Начальник снабжения, старый боевой партизан, Жора, доставил с тайной базы три мешка пшеничной муки, соль, другие продукты и, отмеряя котелком, раздавал их завхозам отрядов.