В крымском подполье

— Плохо учимся? — покраснела от злости Нелли. — Попробовала бы ты сама. Знаете, Иван Андреевич, наш класс уже два дня в школу не пускают.

— Ты расскажи толком, ведь Иван Андреевич ничего не знает, — улыбнулась Софья Лазаревна.

— Это же прямо умора! — сердито усмехнулась девочка. — Прислали нам новую учительницу немецкого языка. Сама русская, а перед немцами выслуживается. Вошла в класс, подняла руку: «Хайль Гитлер!» Мы сначала глаза вытаращили, потом ребята подняли крик: «На кой чорт нам твой Гитлер сдался!» Она стала директором грозить. Такая суматоха пошла, ничего не разберешь: кто кричит, кто свистит. Кто-то в портрет Гитлера запустил чернильницей. Все захохотали и начали кидать в Гитлера чем попало. Учительница убежала. Пришел директор и выгнал нас. Теперь нас не пускают в школу. Что дальше будет, не знаю.

— Ничего не будет. Замнут дело, — заметила Софья Лазаревна. — Я разговаривала с некоторыми учителями. Директор боится, чтобы об этой истории не узнали немцы, иначе ему не сдобровать. Решили сделать внушение родителям и тем ограничиться.

Пришел «Павлик». Я его не видел уже три недели.

— Ну, «Павлик», выкладывай! — сказал я, когда Лазаревы оставили нас одних.

— Получили пол мешка литературы, десять мин, двадцать гранат. «Мартын» прислал еще три мины замедленного действия и велел заминировать Феодосийское шоссе. Это мы сами сделали: я, Яша и Витя. За поселком Сергеевка, километрах в четырех от города, ломиками расковыряли дорогу и заложили мины в трех местах. Только переделали запальники на трехчасовые, чтобы взрыв произошел до пяти часов утра, пока крестьяне не едут в город. Результаты уже налицо. На одной мине сегодня в четыре часа утра подорвалась машина с немцами, на другой — румынская телега. Что с третьей миной, пока не знаем.

— Молодцы вы! — сказал я, любуясь «Павликом». — Но тебе лично я запрещаю участвовать в диверсиях.

«Павлик» обиделся:

— Почему, Иван Андреевич? — Другие ребята все время на диверсии ходят, а я в стороне.

— Зря обижаешься. Твоя работа ничуть не менее ответственна, чем у любого диверсанта. И опасности немало. Ты сам подумай, с чем стали бы работать диверсанты, если бы ты не доставлял из леса взрывчатку.

Доводы мои явно казались ему неубедительными, — всем ребятам хотелось ходить именно на диверсии. Но «Павлик» был дисциплинированный парень и спорить не стал.

Он передал мне новые пароли и сообщил пункты для отправки в лес продовольствия и людей для пополнения партизанских отрядов. Я обратил внимание, что сапоги у «Павлика» порвались.

— Да, сапогам достается! — улыбнулся он. — Немцы стали на ночь выставлять на дорогу «секреты», приходится ходить окольными путями, прямо по пашням, где по снегу, где по грязи.

Я велел ему зайти к Филиппычу и сделать новью сапоги.

— Когда нужно будет починить обувь, иди прямо к нему, он сделает.

— Гриша Гузий просил вас, — уходя, вспомнил «Павлик», — обязательно прислать в лес еще сапожных гвоздочков.

Кстати, на Симферопольском гвоздильном заводе у нас была патриотическая группа, которая снабжала меня хорошими гвоздями. Для немцев же на заводе делали гвозди из мягкой проволоки, и их нельзя было забить даже в сосновые доски. Немцы ругались: «Русские не умеют делать гвозди!»

По нашему заданию патриоты припрятали на заводе много материалов, все ценное оборудование и не дали немцам вывезти его из Крыма.

* * *

Через час пришла «Муся», как всегда живая, кипучая.

Снимая перчатки, она уже начала ругаться:

— Чорт знает что такое получается! Сколько раз просила я штаб не присылать ко мне этого связного «Николая», а им как об стенку горох. Опять прислали. Явился ко мне на квартиру пьяный, лыка не вяжет. Умоляю вас, Иван Андреевич, примите меры, чтобы он больше здесь не появлялся. Я страшно волнуюсь. Он знает меня, «Хрена» и некоторых других моих подпольщиков. Может всех погубить.

Я вполне разделял возмущение «Муси», ибо писал «Мартыну» о «Николае», о его поведении в городе и просил не пускать его больше к нам. И все-таки опять он здесь!

— Как вы его приняли? — спросил я.

— Я сказала, как и в последний раз, что порвала связь с партизанами, и просила его ко мне не ходить, потому что я боюсь и больше не буду работать. Но он не верит.

— К сожалению, убрать его отсюда сейчас я не могу. Это может сделать только штаб. Я дам радиограмму «Мартыну», чтобы он немедленно отправил этого парня на Большую землю. А пока он тут, осторожно отваживайте его от себя.

— Пожалуйста, Иван Андреевич, примите меры. Избавьте меня от лишних волнений, — устало добавила «Муся».

Я заверил ее, что сегодня же отправлю радиограмму.

— Хорошо, что у нас теперь рация есть, — сказала «Муся». — Важная новость! Немцы подготовляют новый прочес леса. Формируют большую карательную экспедицию из немцев, румын и татар. Карателям выдали белые халаты. План прочеса таков: под видом советских людей с советского самолета в лесу приземляются немцы и одновременно начнут действовать наземные части. Передайте об этом в лес.

— А сведения эти хорошо проверены?