В крымском подполье

— Я лично еще не знаю, но Боронаев ручается за них. Он говорит, что несколько раз возил им туда наши листовки для распространения в Севастополе.

— Почему ты, Толя, не выполняешь точно и честно мои задания?

— Иван Андреевич, я был убежден, что вы возражать не станете.

— Как же не возражать! Все мои помощники советуются со мной и точно выполняют мои указания, а ты ведешь себя неискренне, двулично.

— Ничего, не волнуйтесь, Иван Андреевич, я убежден, что все будет хорошо. Он поехал в отдельном вагоне с продуктами, там можно спрятать все, что угодно. Кроме того, он сам по дороге может заминировать ценный для немцев эшелон.

— Как только Боронаев вернется, доложи мне.

— Обязательно! Дня через два он будет здесь.

Но Володя Боронаев из Севастополя не вернулся.

Сразу же после его отъезда, в ночь с 6 на 7 февраля, гестаповцы явились к нему на квартиру и произвели обыск. В замаскированной яме нашли оружие, арестовали его мать, Евгению Ивановну, тринадцатилетнего брата Леонида, четырехлетнюю сестренку Надю и подчистую ограбили квартиру.

Как я выяснил позже, Володя Боронаев имел связь в Севастополе с комсомольцем Виктором Кочегаровым, работавшим на железной дороге. По приезде в город он пошел к этому товарищу на квартиру. Переночевал у него, а утром вернулся на станцию к вагону и был схвачен гестаповцами. При обыске у него обнаружили мины. Одновременно с ним в Севастополе были арестованы Виктор Кочегаров и его родители — отец, Владимир Яковлевич, и мать, Татьяна Яковлевна.

В этот же день, 7 февраля, из группы Ланского были арестованы работавший на станции Симферополь комсомолец Виктор Астахов и на обувной фабрике — комсомолец Леонид Самойленко.

Из всей группы остался на свободе один Ланский, которого мы немедленно отправили в лес. Но он не захотел оставаться у партизан, самовольно вернулся в город, зашел к себе на квартиру, попал на засаду и был схвачен гестаповцами.

Таков был третий удар по нашей молодежной организации. Меня мучила и до сих пор мучит мысль, что вся катастрофа началась с легкомысленной посылки Боронаева с минами в Севастополь.

Новые провалы в молодежной организации не затронули патриотические группы, но скоро выявились неприятные факты, касавшиеся лично меня.

Несмотря на запрещение бывать у меня, «Костя» под разными предлогами забегал ко мне на квартиру и делал это очень неосторожно.

Однажды после ухода «Кости» соседка предупредила Анну Трофимовну:

— Я видела этого молодого человека с другим парнем из нашей квартиры, у которого мать нашла листовки.

Смотрите, если немцы узнают, что он к вам ходит, вы наживете неприятности, и старику не сдобровать.

Заметила «Костю» и Мария Михайловская, которая донесла на пятнадцатилетнего Эрика.

Придя к Анне Трофимовне, Михайловская сказала, что хотела бы познакомиться с «интересным молодым человеком», когда он на следующий раз придет, а попутно стала расспрашивать и обо мне: кто я, где раньше жил.

Анна Трофимовна сказала, что в дом, где я раньше жил, попала бомба, поэтому я и снял у нее комнату.

Придя к Анне Трофимовне на другой день, Михайловская проговорилась:

— Дом, о котором говорит старик, действительно разрушен. Я проходила случайно по той улице.

Ясно, что ходила она на окраину города «не случайно», и весь этот разговор был очень неприятен.

И полицейский надзиратель, которого Анна Трофимовна как-то изрядно угостила водкой, сказал ей «по секрету»:

— Мы знаем, что подпольной организацией руководит старик, плотник, живущий в железнодорожном доме. Мы его скоро поймаем.

Это был тот самый полицейский надзиратель Рубакин, который проверял домовую книгу и разговаривал со мной. Но в домовой книге я значился стекольщиком: Полицейский знал, что я занимаюсь починкой обуви и жестяной работой, а не плотничаю. Кроме того, мой убогий, нищенский облик в его представлении, видимо, никак не вязался с фигурой руководителя подпольной организации.

Свою квартиру я решил сейчас же переменить. Мастерскую я оставил нетронутой, из домовой книги тоже не стал выписываться.

— Если будут интересоваться, где я, — предупредил я Анну Трофимовну, — скажите, что у меня в деревне Кирке живет замужняя дочь. Она заболела и вызвала меня. Сколько времени я там пробуду, вы не знаете, но я просил вас комнату никому не сдавать, а мастерскую сохранить до моего возвращения.

Двухэтажный домик, в котором я поселился, стоял в глухом переулке. Хозяин квартиры и управляющий домом Саша Резунов, по профессии слесарь-механик, руководил одной из наших групп. Кроме того, в этой же группе состояли еще два управляющих домами. По делам службы они бывали в полиции и держали меня в курсе всех городских новостей. В домовой книге меня опять оформили фиктивно. Резунов дал мне комнату в своей квартире, оборудовал ее как слесарную мастерскую и помогал мне выполнять заказы.

Новую мою квартиру теперь знали только Ольга и «Нина», приходившие к управляющему домами якобы по квартирным делам. «Костя» был отправлен в лес. «Мартына» я предупредил о невыдержанном поведении «Кости» и просил не пускать его больше в город.