Читаем В кварталах дальних и печальных полностью

В кварталах дальних и печальных

Я жил как все — во сне, в кошмаре —и лучшей доли не желал.В дубленке серой на базареботинками не торговал,но не божественные лики,а лица урок, продавщицдавали повод для муз ыкимоей, для шелеста страниц.Ни славы, милые, ни денегя не хотел из ваших рук…Любой собаке — современник,последней падле — брат и друг.

1996

«Еще вполне сопливым мальчиком…»

Еще вполне сопливым мальчикомя понял с тихим сожаленьем,что мне не справиться с задачником,делением и умноженьем,что, пусть так хвалят, мне не нравитсяродимый город многожильный,что мама вовсе не красавицаи что отец — не самый сильный,что я, увы, не стану летчиком,разведчиком и космонавтом,каким-нибудь шахтопроходчиком,а буду вечно виноватым,что никогда не справлюсь с ужином,что гири тяжелей котлета,что вряд ли стоит братьям плюшевымтайком рассказывать все это,что это все однажды выльетсяв простые формулы, тем паче,что утешать никто не кинется,что и не может быть иначе.

1996

Московский дым

Тяжела французская голова:помирать совсем или есть коней?…Ты пришёл, увидел — горит Москва,и твоя победа сгорает в ней.Будешь ты ещё одинок и стари пожалуешься голубым волнам:— Ведь дотла сгорела… Каков пожар!..А зачем горела — не ясно нам.Разве б мы посмели спалить Париж —наши башни, парки, дворцы, дома?Отвечай, волна, — почему молчишь?Хоть не слаб умом — не достать ума…И до сей поры европейский люд,что опять вдыхает московский дым,напрягает лбы… Да и как поймут,почему горим, для чего горим?

1996

В ресторане

Нашарив побольше купюру в кармане,вставал из-за столика кто-то, и сразускрипач полупьяный в ночном ресторанепространству огранку давал, как алмазу,и бабочка с воротничка улетала,под музыку эту металась, кружилась,садилась на сердце мое и сгорала,и жизнь на минуту одну становиласьпохожей на чудо — от водки и скрипки —для пьяниц приезжих и шушеры местной,а если бы были на лицах улыбки,то были бы мы словно дети, прелестны,и только случайно мрачны и жестоки,тогда и глаза бы горели, как свечи, —но я целовал только влажные щеки,сжимал только бедные, хрупкие плечи.

1996

«От ближнего света снег бел и искрист…»

От ближнего света снег бел и искрист,отрадно, да лезет с базаром таксистс печатью острога во взоре,ругается матом, кладет на рычагпочти аномально огромный кулакс портачкой [29]трагической «Боря».

1996