Читаем В кварталах дальних и печальных полностью

В кварталах дальних и печальных

«Поехать в августе на юг…»

Поехать в августе на югна десять дней, трястись в плацкарте,играя всю дорогу в картыс прелестной парочкой подруг.Проститься, выйти на перронкачаясь, сговориться с первымо тихом домике фанерномпод тенью шелестящих крон.Но позабыть вагонный мат,тоску и чай за тыщу двести,вдруг повстречавшись в том же месте,где расставались жизнь назад.А вечером в полупустойшашлычной с пустотой во взореглядеть в окно и видеть море,что бушевало в жизни той.

1997

К Олегу Дозморову [39]

Владелец лучшего из баров [40],боксер [41], филолог и поэт,здоровый, как рязанский боров,но утонченный на предметстиха, прими сей панегирик —элегик, батенька, идиллик.Когда ты бил официантов [42],я мыслил: разве можно так,имея дюжину талантов [43],иметь недюжинный кулак.Из темперамента иль сдурухвататься вдруг за арматуру.Они кричали, что — не надоТы говорил, что — не воруй.Как огнь, взметнувшийся из ада,как вихрь, как ливень жесткоструй —ный, бушевал ты, друг мой милый.Как Л. Толстой перед могилой.Потом ты сам налил мне пива,орешков дал соленых мне.Две-три строфы [44]неторопливоозвучил в грозной тишине.И я сказал тебе на это:«Вновь вижу бога и поэта» [45].…Как наше слово отзовется,дано ли нам предугадать [46]?Но, право, весело живется.И вот уж я иду опятьв сей бар, единственный на свете,предаться дружеской беседе [47].

1997

«В те баснословнее года…»

В те баснословнее годанам пиво воздух заменяло,оно, как воздух, исчезало,но появлялось иногда.За магазином ввечерустояли, тихо говорили.Как хорошо мы плохо жили,прикуривали на ветру.И, не лишенная прикрас,хотя и сотканная грубо,жизнь отгораживалась тупорядами ящиков от нас.И только небо, может быть,глядело пристально и нежнона относившихся небрежнок прекрасному глаголу жить.

1997