Читаем В кварталах дальних и печальных полностью

В кварталах дальних и печальных

Черный ангел на белом снегу —мрачным магом уменьшенный в сто.Смерть — печальна, а жить — не могу.В бледном парке не ходит никто.В бледном парке всегда тишина,да сосна — как чужая — стоит.Прислонись к ней, отведай вина,что в кармане — у сердца — лежит.Я припомнил бы — было бы что,то — унизит, а это — убьет.Слишком холодно в легком пальто.Ангел черными крыльями бьет.— Полети ж в свое небо, родной,и поведай, коль жив еще Бог —как всегда, мол, зима и покой,лишь какой-то дурак одинок.

1995, январь

«Как некий — скажем — гойевский урод…»

Я никогда не напишуо том, как я люблю Россию.

Роман Тягунов[18]

Как некий — скажем — гойевский уродкрасавице в любви признаться, ротзакрыв рукой, не может, только потлоб леденит, до дрожи рук и ногя это чувство выразить не мог, —ведь был тогда с тобою рядом Бог.Теперь, припав к мертвеющей траве,ладонь прижав к лохматой голове,о страшном нашем думаю родстве.И говорю: люблю тебя, да-да,до самых слез, и нет уже стыда,что некрасив, ведь ты идешь туда,где боль и мрак, где илистое дно,где взор с осадком, словно то вино…Иль я иду, а впрочем — все одно.

1995, март

«В черной арке под музыку инвалида…»

В черной арке под музыку инвалида —приблизительно сравнимого с кентавром —танцевала босоногая обида.Кинем грошик да оставим стеклотару.Сколько песен написал нам Исаковский,сколько жизней эти песни поломали.Но играет, задыхаясь папироской,так влюбленно — поднимали, врачевали.Отойдем же, ведь негоже в судьи лезть нам, —верно, мы с тобой о жизни знаем мало.Дай, Господь, нам не создать стихов и песен,чтоб под песни эти ноги отрывало.Допивай скорей, мой ангел, кока-колу,в арке холодно, и запах — что в трактире.Слишком жалобно — а я как будто голый,как во сне кошмарном, нет — как в страшном мире.

1995, март

«Скрипач — с руками белоснежными…»

Скрипач — с руками белоснежными,когда расселись птицы страшныена проводах, сыграл нам нежнуюмузы ку — только нас не спрашивал.В каком-то сквере, в шляпе фетровой —широкополой, с черной ниточкой.Все что-то капало — от ветра ли —с его ресницы, по привычке ли?Пытались хлопать, но — туманные —от сердца рук не оторвали мы.Разбитые — мы стали — странные,а листья в сквере стали алыми.Ах, если б звуки нас не тронули,мы б — скрипачу — бумажки сунули.— Едино — ноты ли, вороны ли, —он повторял, — когда вы умерли.

1995, апрель