Заозерский прииск. Вся власть — одинпрезапойный мусор. Зовут Махмуд.По количеству на лице морщинот детей мужчин отличаешь тут.Назови кого-нибудь днем «кретин» —промолчит. А ночью тебя убьют.А обилие поселковых шлюх?«Молодой, молоденький. О, чегопокажу». «Мужик-то ее опух —с тестем что-то выпили, и того».Мне товарищ так говорит: «Я двухсразу ух». Ну как не понять его?Опуститься, что ли? Забыть совсемобо всем? Кто я вообще таков?Сочинитель мелких своих проблем,бесполезный деятель тихих слов.«Я — писатель». Смотрит, как будто: съем,а потом хохочет. Какой улов.Ах, скорей уехать бы, черт возьми.Одиссея помните? Ах, домой.Сутки ехать. Смех. По любой грязи.Чепуха. Толкай «шестьдесят шестой»[20].Не бестактность это, но с чем в связи,уезжая — нет — не махну рукой?1995, август, п. Кытлым[21]
«Фонтанчик не работает — увы!..»
Фонтанчик не работает — увы! —уж осень, но по-прежнему тепло,В сухую чашу каменные львыглядят печально — битое стекло,газеты, чьи-то грязные бинты,окурочки, обертки от конфет,нагая кукла, старые листы,да стоит ли — чего там только нет.Глядят уныло девять милых мордклыкастых, дорогих лохматых грив.Десятым я сажусь на этот борт —наверное, заплакал бы, но ни водном глазу, — а ветер теребит,как будто нищий, что-то из рванья.Так и сидим — довольно скверный вид,скажу я вам, мой ангел, — львы да я.1995, август
Музыкант и ангел
В старом скверике играет музыкант,бледнолицый, а на шее — черный бант.На скамеечке я слушаю его.В старом сквере больше нету никого,только голуби слоняются у ног,да парит голубоглазый ангелок.…Ах, чем музыка печальней, чем страшней,тем крылатый улыбается нежней…1995, август
Дом с призраком
Как-то случилось, жилв особнячке пустом —скрип дорогих перил,дождь за любым окном,вечная сырость стен,а на полу — пятно.Вот я и думал: с кемтут приключилось что?Жил, но чуть-чуть робел —страшен и вечен дуб.Бледный стоял, как мел,но с синевой у губ —мир и людей кляня, —ствол подносил к виску.Нужно убить себя,чтобы убить тоску.Жил и готовил чайкрепкий — чефир почти.И говорил «прощай»,если хотел уйти.Я говорил «привет»,возвратившись впотьмах,и холодок в ответчувствовал на губах.Но под тревожный стукставни мой лоб потел:«Вот ты и сделал, друг,то, чего я не смел.Явишься ли во снес пулькой сырой в горсти —что я скажу тебе?»…Я опоздал, прости.1995, август