В кварталах дальних и печальных

Не верю в моду, верю в жизнь и смерть.
Мой друг, о чем угодно можно спеть.
О чем угодно можно говорить —
и улыбаться мило, и хитрить.

Взрослею, и мне с недавних пор

необходим серьезный разговор.
О гордости, о чести, о земле,
где жизнь проходит, о добре и зле.

Пусть тяжело уйти и страшно жить,

себе я не устану говорить:
«Мне в поколенье друга не найти,
но мне не одиноко на пути.

Отца и сына за руки беру —

не страшно на отеческом ветру.
Я человек, и так мне суждено —
в цепи великой хрупкое звено.

И надо жить, чтоб только голос креп,

чтоб становилась прочной наша цепь».
Пусть одиночество звенит вокруг —
нам жаль его, и только, милый друг.

1995, декабрь

Девочка с куклой

С мертвой куколкой мертвый ребенок
на кровать мою ночью садится.
За окном моим белый осколок
норовит оборваться, разбиться.

«Кто ты, мальчик?» — «Я девочка, дядя.

Погляди, я как куколка стала…»
— Ах, чего тебе, девочка, надо,
своего, что ли, горя мне мало?»

«Где ты был, когда нас убивали?

Самолеты над нами кружились…
— Я писал. И печатал в журнале.
Чтобы люди добрей становились…»

Искривляются синие губки,

и летит в меня мертвая кукла.
Просыпаюсь — обидно и жутко.
За окном моим лунно и тускло.

Нет на свете гуманнее ада,

ничего нет банальней и проще.
Есть места, где от детского сада
пять шагов до кладбищенской рощи.

Так лежи в своей теплой могиле,

без тебя мне находятся судьи…
Боже мой, а меня не убили
на войне вашей, милые люди?

1995, декабрь

«Те кто в первом ряду…»

Те кто в первом ряду —
руку ребром ко лбу,
во втором стоишь — ковыряй в носу.
Я всегда стоял во втором ряду.
Пионерский лагерь в рябом лесу.
Катя, Света, Лена, Ирина — как
тебя звали? — зелень твоих колен
это сердце нежно повергла в мрак.
Обратила душу в печаль и тлен.
Даже если вдруг повернётся вспять,
не прорваться грудью сквозь этот строй,
чтоб при всём параде тебя обнять.
Да мгновенье ока побыть с тобой.
Слишком плотно, мрачно стоят ряды,
активисты в бубны колотят злей…
Так прощай, во всём остаёшься ты.
…И глядел со стенда Марат Казей.

1995, декабрь

Пробуждение

Неужели жить? Как это странно —
за ночь жить так просто разучиться.
Отдалённо слышу и туманно
чью-то речь красивую. Укрыться,
поджимая ноги, с головою,
в уголок забиться. Что хотите,
дорогие, делайте со мною.
Стойте над душою, говорите.
Я и сам могу себе два слова
нашептать в горячую ладошку:
«Я не вижу ничего плохого
в том, что полежу ещё немножко, —
ах, укрой от жизни, одеялко,
разреши несложную задачу».
Боже, как себя порою жалко —
надо жить, а я лежу и плачу.

1995, декабрь

«…Звезд на небе хоровод…»