В кварталах дальних и печальных

В том доме жили урки —
завод их принимал…
Я пыльные окурки
с друзьями собирал.
Так ласково дружили —
и из последних сил
меня изрядно били
и я умело бил.
Сидели мы в подъезде
на пятом этаже.
Всегда мы были вместе,
расстались мы уже.
Мы там играли в карты,
мы пили там вино.
Там презирали парты
и детское кино.
Нам было по двенадцать
и по тринадцать лет.
Клялись не расставаться
и не бояться бед.
…Но стороною беды
не многих обошли.
Убитого соседа
по лестнице несли.
Я всматривался в лица,
на лицах был испуг.
…А что не я убийца —
случайность, милый друг.

1996

Бал «Трибунал»

…В баре «Трибунал»,
в окруженьи швали,
я тебе кричал
о своей печали.
…А тебя грузин
пригласил на танец —
я сидел один,
как христопродавец.
Как в предсмертный час,
музыка гремела,
оглушала нас,
лязгала и пела:
«Чтобы избежать
скуки или смерти,
надо танцевать
на печальной тверди
в баре «Трибунал»,
в окруженьи швали…»
Ребра бы сломал,
только нас разняли.

1996

Осенью в старом парке

Осенью в старом парке
листик прижат к плечу.
Ах, за Твои подарки
я еще заплачу.

Это такая малость —

пятнышко на душе.
Летом еще казалось,
что заплатил уже.

Облачко на дорожке,

пар от сырой земли.
Кожаные сапожки
в синий туман ушли.

Долго стучал — как сердце —

крошечный каблучок.
Стоит лишь оглядеться,
видишь, как одинок.

И остается росчерк

веточки на ветру —
я этот мелкий почерк
в жизни не разберу.

1996

«Так просидишь у вас весь вечер…»

Так просидишь у вас весь вечер,
а за окошко глянешь — ночь.
Ну что ж, друзья мои, до встречи,
пора идти отсюда прочь.
И два часа пешком до центра.
И выключены фонари.
А нет с собою документа,
так хоть ты что им говори.
…Но с кем бы я ни повстречался,
какая бы со мной беда,
я не кричал и не стучался
в чужие двери никогда.
Зачем, сказали б, смерть принес ты,
накапал кровью на ковры…
И надо мной мерцали звезды,
летели годы и миры.

1996

«Утро, и город мой спит…»

Утро, и город мой спит.
Счастья и гордости полон,
нищий на свалке стоит —
глаз не отводит, глядит
на пустячок, что нашел он.
Эдак посмотрит и так —
старый и жалкий до боли.
Милый какой-то пустяк.
Странный какой-то пустяк.
Баночка, скляночка, что ли.
Жаль ему баночки, жаль.
Что ж ей на свалке пылиться.
Это ведь тоже деталь
жизни — ах, скляночки жаль,
может, на что и сгодится.
Что если вот через миг
наши исчезнут могилы,
божий разгладится лик?
Значит, пристроил, старик?
Где-то приладил, мой милый…

1996

Новый год