В лабиринтах романа-загадки: Комментарий к роману В. П. Катаева «Алмазный мой венец»

Все произошло именно так, как он предсказал. Угол его гроба ударился в дверь драматурга Бориса Ромашова… — Булгаков умер 10.03.1940 г. Тело его было кремировано. Е. И. Габрилович вспоминал «вынос тела по стертым, узким, надстроечным ступенькам» (Габрилович Е. // О Булгакове. С. 346). См. также в мемуарах С. А. Ермолинского, который свидетельствовал, что перед похоронами Булгакова «много народу перебывало в квартире. Меньше всего было литераторов <…> в те траурные дни заходили попрощаться к нему не только его близкие знакомые, но и неведомо кто, и было тесно в доме. <…> А когда его гроб перевезли в Союз писателей, оказалось, народу совсем немного. <…> К вечеру собралось людей побольше. Было тихо. Музыки не было. Он просил, чтобы ее не было» (Ермолинский С. // О Булгакове С.482). Подробное описание похорон Булгакова можно найти в письмах О. С. Бокшанской своей матери А. А. Нюренберг, но и в них нет упоминаемого К. эпизода (Письма. С. 493–496). О драматурге Борисе Сергеевиче Ромашове (1895–1958) подробнее см., например, в одной из записей Ю. Олеши (Олеша 2001. С. 232).

652. Раскинувши руки в виде распятия, но с ног до головы перекрученное на манер бургундского тирбушона-штопора. — То есть штопора, похожего на тирбушон (прядь волос, завитую в локон).

653. …как бы перевитое лианами, перед нами мелькнуло и тут же померкло изваяние забытого всеми вьюна. — В том же году, когда состоялась первая публикация «АМВ», в Вене было напечатано обширное исследование: Ziegler R. Aleksej Krucenych als Sprachkritiker // Wiener Slavistisches Jahrbuch. Wien, 1978. S. 286–310.

654. Там, на отшибе, отрешенный от всех, как некогда на плотине переделкинского пруда, ждал свою последнюю любовь постаревший мулат. — Речь идет об Ольге Всеволодовне Ивинской.

655. Мы ходили по аллеям, узнавая друзей, пока наконец не остановились возле фигуры, которую я узнал еще издали.

Перед нами сиял неземной белизной мальчик-переросток, худой, глазастый, длинноволосый, с маленьким револьвером в безнадежно повисшей руке. «… Без шапки и шубы <…> До чего ж на меня похож!..» — Из поэмы В. Маяковского «Про это» (1923), которую К., как и другие стихи Маяковского, цитирует в «АМВ» на удивление точно.

656. Мы уже шли к выходу, когда в заресничной стране парка Монсо увидели фигуру щелкунчика.

Он стоял в вызывающей позе городского сумасшедшего, в тулупе золотом и в валенках сухих. — Аллюзия на следующие строки из ст-ния О. Мандельштама «Жизнь упала, как зарница…» (1924): «Есть за куколем дворцовым // И за кипенем садовым // Заресничная страна — // Там ты будешь мне жена. // Выбрав валенки сухие // И тулупы золотые, // Взявшись за руки, вдвоем // Той же улицей пойдем».

657. Его маленькая верблюжья головка была высокомерно вскинута, глаза под выпуклыми веками полузажмурены в сладкой муке рождающегося на бритых губах слова-психеи. — Отсылка к следующему фрагменту мандельштамовского эссе «Слово и культура» (1921): «Разве вещь хозяин слова? Слово — Психея. Живое слово не обозначает предметы, а свободно выбирает, как бы для жилья, ту или иную предметную значимость, вещность, милое тело» (Цит. по: Мандельштам. С. 171).

658. Может быть, таким образом рождались стихи: «…Есть иволги в лесах <…> и золотая лень из тростника извлечь богатство целой ноты…» — Неточно цитируется ст-ние О. Мандельштама «Есть иволги в лесах, и гласных долгота…» (1914).