В лабиринтах смертельного риска

Городок можно пересечь пешком за час. Сейчас центральное место в нем — кладбище. Оно притягивает к себе пожилых людей, в особенности женщин, ищущих утешения и защиты в молитвах о погибших.

На улицах открыты маленькие продуктовые лавчонки, в которых товары продаются только по карточкам. Работают сапожные и портняжные мастерские. Открыты аптеки. Красуются вывески зубных врачей с нарисованными искусственными челюстями, оскаленными ртами с новенькими зубами в розовых деснах. Корсетницы приглашают позаботиться об изящной фигуре: в витринах выставлены всякие сооружения из розовой резины, атласа и кружев. Шляпницы соблазняют прохожих довольно старомодными, запыленными моделями; но вряд ли кому-нибудь хочется в эти времена франтить. Не до жиру, быть бы живу!

Работают несколько кафе. В одно из них я забрел позавтракать на талоны моей продовольственной карточки. Польцинское пиво, сосиски и почему-то шпинат без соли — как везде, так и здесь.

Днем зашел в казино, поиграл на бильярде, в скат с офицерами, выиграл 300 марок. Сумерки уже сгустились над городом, когда я забрел в кинотеатр. В зале было полно немецких солдат и офицеров. Досидеть до конца я не смог — один за другим шли трескучие фильмы, показывающие победоносный марш гитлеровской орды по городам Европы. Фильмы 1938–1940 годов. Многие немцы посреди сеанса так же, как и я, покинули зал. Да, не те уже времена.

Вернувшись в гостиницу, я зашел в ресторан и, сев за столик, обратил внимание на пожилого негра, который стоял, облокотившись о стойку буфета. Он был в черном фраке, под белоснежным воротником манишки — галстук бабочкой. Я подозвал его.

— Что прикажете, господин офицер? — спросил он на ломаном немецком языке.

— Бутылочку пива и канапе с паштетом.

— Пожалуйста.

Через минуту он уже нес на подносе заказанное.

— Вы здесь работаете? — спросил я.

— Я шеф-повар, господин капитан, но у нас заболели и метрдотель, и официант, и пришлось их на сегодня заменить.

— Присядьте и выпейте со мной пива, — предложил я.

— Нет, нет, что вы! Это не полагается.

— Тогда попрошу вас подняться ко мне в двенадцатый номер на втором этаже.

— С удовольствием, но зачем, позвольте спросить? — Он встревоженно покосился на меня желтоватыми белками глаз.

— Не беспокойтесь. Это вам ничем не грозит.

— Но я сейчас не могу. Я занят.

— Неважно, зайдите попозже.

Негр вежливо поклонился и отошел к стойке.

Я ужинал в пансионате у хозяйки. Из столовой была открыта дверь в кухню, и я заметил того русского мальчика, который загонял борова в хлев. Мальчишка стоял у притолоки черного входа с грязной миской в руках. Кухарка куда-то вышла, и я, подойдя к нему, спросил по-русски:

— Как тебя зовут?

Он изумленно вскинул глаза, губы его задрожали.

— Витя.

— Откуда ты?

— Из Ростова. Немцы увезли.

— Что ты здесь делаешь?

— За свиньями хожу.

— А живешь где?

— Со свиньями и живу, в хлеву. С ними и кормлюсь. — Он указал на миску с объедками и вдруг закашлялся до слез.

— Ты болен?

— На земле сплю. В хлеву холодина… К свинье подлез вчера, а она меня как хватит! — Он показал ранку на темной от грязи руке.

На кухонном столе стояла сковородка с котлетами. Я взял две котлеты и протянул их мальчику. Он замотал головой:

— Не надо, положите обратно. Тут все считают. Подумают, что я украл, — бить будут. Здесь все, все считают, — добавил он.

Я положил котлеты обратно. Вынул из бумажника десять марок:

— На вот тебе, пойди в аптеку, купи лекарство от гриппа, от простуды. Покашляешь — аптекарь поймет, какое лекарство тебе надо. Да поесть себе чего-нибудь купи. Только молчок, никому ни слова. Понятно?

— Спасибо, не надо. А то еще изобьют, ежели узнают, что я в город сам ходил. — Он посмотрел на меня глазами, полными надежды и любопытства, но деньги все же запрятал в рваный сапог и тут же вышел за дверь.

Я поднялся к себе, зажег лампу, уселся в кресло с очередным номером газеты «Дас Рейх». Поздно вечером раздался тихий стук в дверь.

— Войдите!

Вошел негр. Осторожно прикрыв за собой дверь, он улыбнулся и спросил:

— Я не поздно, господин капитан? Быть может, вы хотите отдохнуть? — Теперь он был одет в элегантный костюм в мелкую клеточку. Под пиджаком был виден вязаный жилет василькового цвета.

Я предложил ему кресло. Еще с поезда у меня оставалось полбутылки коньяка. На столе стоял графин с водой и возле него два стаканчика. Я наполнил их коньяком, и мы чокнулись для первого знакомства.

— Прозит! — сказал негр и поднес стаканчик к своим синеватым большим губам.

— Прозит! — ответил я, и мы выпили.

Мы говорили по-немецки. Говорили о многом и разном. Постепенно он стал более откровенен. Показал мне фотографию, на которой были его ребятишки, рассказал о жене, о родне, о друзьях. Он был призван в американскую армию и в одном из боев взят в плен роммелевскими солдатами в Африке. Ему пришлось пройти через несколько лагерей, прежде чем он оказался в маленьком городке близ Мюнхена, где был рабочий лагерь. Оттуда вместе с остальными цветными он попал на торг.

— Вы помните, господин капитан, такую книжечку «Хижина дяди Тома»? Наверное, в детстве читали.

— Помню, разумеется, читал.