В лабиринтах смертельного риска

Встретил он меня весьма дружелюбно, сразу рассчитался, извинился, что не мог передать деньги в назначенный день, так как эвакуировал жену и дочь на Запад к родственникам. Я принес бутылку коньяка. Мы сидели вдвоем, пили коньяк.

Из беседы с ним я узнал, что этот офицер СА (Sturmabteilungen — штурмовые отряды) еще в 1934 году 30 июня, переметнувшись на сторону Гитлера, участвовал в уничтожении Рема и других высокопоставленных чинов СА, враждовавших с Гитлером и претендовавших на его пост. После ночи «длинных ножей» Ганс Штумм служил в СС — в охранных отрядах, являющихся лейб-гвардией Гитлера, опорой нацистских бонз и боссов, и однажды получил приказ командовать эвакуацией с территории Норвегии секретного объекта, где располагались фальшивомонетчики.

Штумм рассказал мне, что весь тот секретный объект, с людьми и оборудованием, с августа 1943 года за колючей проволокой концлагеря Заксенхаузен в специальных бараках за № 18 и 19, в свою очередь также окруженных колючей проволокой, день и ночь работал, и типографские машины печатали фальшивые фунты стерлингов, доллары, рубли и кроны.

Мы долго беседовали на разные темы, и он стал со мною более откровенен. А это мне и требовалось.

Штумм изрядно проработал и в аппарате СД (служба безопасности, главный орган разведки и контрразведки фашистской Германии) и знал, как готовился «дворцовый переворот». Он рассказал мне, что Гальдер — начальник генерального штаба сухопутных войск Германии, в сентябре 1941 года, прибыв на Восточный фронт и узнав об уничтожении двух третей всех эсэсовских войск, тогда еще понял, что Гитлер погубит немецкую армию. Вернувшись в Берлин, он нашел единомышленников, желавших уничтожить «богемского ефрейтора». Среди них были — генерал-фельдмаршал фон Витцлебен, генерал Людвиг Бек, генерал Хаммерштейн и другие.

Так вот, Штумм участвовал в их аресте и однажды при задержании получил пулю в плечо, почему и лечился в госпитале Польцина, где в это время проживала его семья.

В конце беседы Штумм сказал:

— Гитлер просчитался. Он не знал сталинского экономического потенциала. Русские задавили нас техникой, да и солдат, рядовой русский солдат просто поразил нас своим беспредельным терпением и стойкостью. А сейчас мы обречены! Что с нами будет, не знаю! Ищу выхода из этой военной авантюры…

Мы дружески расстались, пообещав друг другу еще встретиться.

Я шел по ночному Польцину. Услышанная информация могла пригодиться, я взял ее на учет.

Пробыв в Польцине дней сорок, я решил все же отправиться в Лиссу. Надо было снова рисковать. Как мне подсказала купленная в магазине канцелярских товаров школьная географическая карта, город Лисса находился на территории довоенной Польши. Расчет был такой. Пока есть возможность, надо использовать и офицерскую форму, и немецкие документы. Прибуду на место — все станет яснее. А пребывание в штабе немецкой дивизии — что-нибудь да значит. Наверняка узнаю что-нибудь ценное.

Приняв такое решение, я рассчитался с хозяйкой, купил билет и сел в поезд. Неиспользованные продовольственные карточки (не отоваренные в магазине) хозяйка мне, конечно, вернула.

Еще в Польцине я заметил, что кафе и столовые были разгорожены, и над каждым отделением висели надписи: «Только для немцев!», «Только для поляков!». Говорить в любом общественном месте следовало только по-немецки.

В общий вагон, в котором я ехал, вошли две польские девочки лет двенадцати. Они беззаботно болтали, смеялись и о чем-то спорили. Сидевшая напротив меня старуха немка вдруг разозлилась.

— До каких пор эти свиньи, — кивнула она в сторону детей, — будут ездить с нами, немцами, в одном вагоне?

В вагоне наступило молчание.

— Это просто возмутительно! Вы согласны со мной? — спросила она майора, сидевшего рядом с ней.

— Нет, не согласен, — спокойно возразил тот.

— То есть как это понять? — кипятилась старуха.

— Какие же это свиньи? — Майор хитро подмигнул. — Вот у меня в поместье есть свиньи, так это свиньи, с хвостиками, с пятачками на рыльцах. А это же девочки!

— Вы издеваетесь надо мной! — взвизгнула немка. — Вы член нацистской партии?

— Я — офицер великой Германии, — ответил майор, — но война пока еще не довела меня до такого кретинизма, чтобы я уже не отличал свиней от не свиней.

Старуху от бешенства затрясло.

— Вы слышите, что он говорит? — обратилась она ко мне.

— Да, слышу, — ответил я. — И считаю, что майор совершенно прав.

— Вы оба просто коммунисты! — Побелев от злости, старуха демонстративно встала и ушла на другой конец вагона и долго еще там зудела под одобрительные возгласы сочувствующих.

Я смотрел в окно, за которым мелькали заснеженные поля и леса, маленькие поселки с черепичными крышами. Видно было, как под конвоем немецких солдат люди рыли бомбоубежища, окопы, траншеи…

Я смотрел на них, и меня не покидали тревожные мысли. Из города Лисса будет запрошено личное дело офицера Генриха Мюллера, 1919 года рождения, из Дюссельдорфа. Что ответит Берлин?.. Ясно, что более десяти дней оставаться при части слишком рискованно… А может быть, Берлин вообще уже не отвечает на подобные запросы?