В лабиринтах вечности

Фараон тяжело вздохнул, погладил дочь по голове и неожиданно доверчиво спросил:

— Неферкемет, скажи, что сулят мне Боги? Они щедро наградили тебя — видеть будущий день так же ясно, как и день вчерашний!

— Что ты хочешь узнать!?

— Я буду помнить о Нефертари, пока жив. Всё сделаю, чтобы путь ее в вечность был красивым и безмятежным, но кто будет помнить обо мне? — он замолчал. — Боюсь, забудут меня, как только я уйду! А, может, хоть кто-то вспомнит обо мне ещё, там, в далеком Завтра?

— Нет, не забудут! Ты — Великий сын Гора! О тебе будут помнить очень, очень долго! Правда, усыпальницу, что творишь для себя — зальют множественные воды…

— Как?! Это невозможно? — Рамсес недоверчиво покосился на нее, — Дом Вечности у меня такой, каких ещё не знали прежде, да и какие воды? Усыпальница далеко от великих разливов Хапи! (Правда, фараон забыл, что иногда(!) бывают и дожди!)

Неферкемет обескураженного взгляда отца не заметила. Сейчас она уже ничего не заметила бы, — Рамсес задал вопрос, — она вошла в «будущий» мир, открывающий ей недосягаемые для других тайны.

Внезапно по её лицу словно пробежала тень, по-иному блеснули глаза, она, искоса посмотрев на отца, спросила:

— Ты все хочешь знать? Хочешь знать, что будет через многие, многие годы?!

Фараон не успел даже ответить, Неферкемет как подменили — она вся наполнилась непостижимым светом «Это свет далеких звезд, так озарил ее», — подумал фараон.

Она, закрыв глаза, произнесла:

— Ты не будешь одинок на вечном пути!

Рамсес вновь удивленно посмотрел на нее, подумав: «Конечно, на пути в Вечность я буду вместе с Нефертари».

— Нет, я говорю не о ней! От обильных вод, что будут заливать твою усыпальницу, и от расхитителей, призревших законы, спасут твой бессмертный сах верные жрецы. («сах» — с др. египетского — мумия.) Тебя, как и многих других фараонов, они тайно перенесут в укромную пещеру. Они найдут хорошее место, где в долгой череде столетий вас поглотит забвение. Долгое забвение!

— Всё-таки забвение! — горестно проронил фараон. — Так и знал: память людская — скоротечна!

— Послушай…, — коснулась она его руки, — я вижу свет! Свет! Это расхитители прокрались в усыпальницу.

Фараон поежился, будто бы явственно увидел, как жадные руки воров в поисках священных амулетов раздирают погребальные пелена на его груди.

Неферкемет хмурилась, а Рамсес крепче прижал ее к себе, но она отвела его руку.

— Знаю, отец, знаю, о чем ты подумал! Но ты не прав! Мой дух не похищен Бесом! («Бес» — игривый бог, защитник домашнего очага.) Нет! Послушай, я вижу, как твой саркофаг и многих других сынов Гора, словно мешки с просом, свалены в кучу в усыпальнице! Эта гробница и станет вашим пристанищем в долгой череде лет. Но потом для вас настанет иная жизнь в удивительных саркофагах, прозрачных как вода. Вижу лица каждого, словно я смотрю сквозь эту воду. Вот и ты, и Сети, и …

Фараон бережно прикрыл ей рот рукой, остановив поток странных слов, непонятных ему, и ласково, как больному дитя, сказал:

— Хорошо, моя любимая дочь, хорошо. Пусть будет так. Только никому не говори о том, что видишь. (А сам подумал: «Несчастная девочка, что-то будет с ней без меня? Пропадет! Затравят мои жены! Правы жрецы: «Ясно видеть — страшно, а слышать еще страшней»!)

— Отец! — взмолилась Неферкемет, но фараон не дал ей сказать.

— Идём! Я покажу тебе мой подарок для мамы — ее Дом Вечности, — он печально, добавил, — Идём! Если тебе понравится место, прикажу рядом сотворить усыпальницу и для тебя.

— Для меня не надо…, — быстро ответила Неферкемет, все еще находясь в плену будущего.

Широкие брови фараона поползли вверх, а дочь хмуро добавила:

— Да, для меня не надо готовить Дом Вечности! Об этом позаботится Мернептах!

III

На западном берегу Нила, ближе к деревне мастеров, раскинулась небольшая долина, уходящая краями в скалистую пустыню — это Долина Цариц — последнее пристанище возлюбленных жен и детей царских.

Фараон и Неферкемет на колесницах в гнетущем молчании достигли священного места. От мертвого безмолвия скал звенело в ушах, казалось, что даже птицы не поют здесь.

И тишина, и безмолвие разрывали фараону сердце…

Тихо, как тихо!

Рамсес и Неферкемет остановили колесницы, огляделись, вслушиваясь в чудовищную тишину…

Вдруг голосисто и надрывно, как вскрикнув сквозь слёзы, прокричала у них над головами птичка. (Неферкемет вздрогнула) Одно лишь мгновение… и вновь гнетущая, звенящая тишина скалистых гор окружила отца и дочь…

— Это ее душа летит за мной, — прошептал Рамсес, всматриваясь в скалы туда, куда метнулась пташка.

— Это ее душа стремится в вечность, — откликнулось в сердце дочери.

Молча спустились в усыпальницу — теплый запах извести приятно смешивался с запахом красок и щекотал ноздри. Рамсес придирчиво осматривал работы мастеров — бесконечные золотые звезды на лазуритовом небе и прекрасные фрески на стенах, а дочь замерла от восторга.

— Как красиво!

— Тебе нравится?