В лабиринтах вечности

Но прошло мгновение, мгновение долгое, почти, как вечность — ничего зловещего не происходило. Высокий не накидывался на нее, как вампир, не вгрызался в неё большими клыками, он даже не шелохнулся, лишь по губам промелькнуло подобие улыбки, и в уголках глаз пролегли морщинки. В самих же глазах заискрился то ли живой свет, то ли доброта. Настя внезапно поняла — в них нет этого ужасного серого оттенка — оттенка ужаса. Точно, в них нет серого оттенка тревоги и страха!

И спросила:

— Who are you? — голос всё же задрожал.

Ответ был на превосходном русском.

— Не бойтесь, я здесь, чтобы помочь вам, и спасти вас!

— Меня?! — ее брови удивленно изогнулись.

— Вам угрожает опасность!

— Да?!

— Да! — он присел перед ней на корточки и доверительно продолжил, — Вы даже не можете представить, что вам угрожает! Сами того, не зная, вы попали…, — потупился, замолчал, сказал как-то неопределенно, — вы попали в историю…

— Да, как я могла попасть в историю? (В это слово сейчас она не вкладывала глобального смысла, поэтому ее возмутила интонация, с какой он говорил с ней).

Настя возмутилась от всего сердца:

— Я в Египте впервые! Никому не желаю ничего плохого! Всего-навсего работаю над диссертацией! Я пишу диссертацию! — и тут её охватило законное женское любопытство. — Только я попала историю? А моя подруга?!

— Нет! Только Вам, Саеда, грозит опасность! — послушно склонив голову, произнес он.

— Почему? — чуть не плача, она пролепетала сквозь слёзы, — Я так люблю Египет, а меня…, а мне… Нет! Не надо меня спасать! И помогать не надо! — Закончила дерзко, — Разве я вас прошу спасать меня?

— Вы и не должны просить, Саеда! Я принадлежу Вам! Любое ваше желание для меня закон!

Настя резко дернулась, встала, оказалось, что потолок, и в самом деле, низок даже для неё — протяни руку — достала бы. Значит, могла бы, подтянув сундук под окно, вылезти наружу, но мысль промелькнула, как во втором слое сознания, но там были более умные мысли — «А во дворе собаки! Даже если выбраться отсюда, что дальше? Я в арабской стране! Да, уж, попала в историю! Ещё этот голубоглазый!» — Настя раздражалась все больше. — И что это он всё «Саеда, да Саеда»?! Знает, что я ничего не понимаю».

Араб, покаянно прикладывая руку к сердцу, склонился в глубоком поклоне.

— Я не хотел обидеть, Саеда! «Саеда» означает «госпожа»! Вы — моя госпожа!

— Боже, что за страна такая?! Опять госпожа!

— Да! Вы — госпожа!

— Не надо говорить «Вы», мне не сорок лет!

Он чуть заметно улыбнулся — понял, больше она не будет плакать, а это половина дела, — но не ответил, а, продолжая таинственно улыбаться, сказал:

— Я знаю, что ты попросила сегодня у Жука «Исполняющего Желания» в сувенирной лавке.

— У меня было два желания…

— Да, я знаю. Первое желание было быстрое, как солнечный ветер! Ты не думала над ним — это твоя жизнь. Ты спросила: «Я хочу знать кто я?»

«Точно!» — обомлела Настя, но, глядя на него, подумала, «Это желание естественно для ребенка, который вырос в сиротском доме. Он просто обо мне много знает, вот и все! Но откуда?».

Мягко сверкнув глазами, араб озвучил ее второе желание.

— Ты сказала: «Я хочу знать Тайну Исхода. Имя того фараона, что погиб, догоняя евреев».

— Ой! — у нее подкосились колени… С открытым ртом Настя так и присела на край столика, совершенно при этом, не заметив, что села на приготовленные для нее угощение — пахлаву и медовые булочки.

Растерянно, совершенно обескураженная спросила:

— Ты умеешь читать мысли?

— Нет, я их не читаю, я их вижу, как мыслеформы, они возникают у меня в голове. — Гордо сказал голубоглазый. И недоверчиво покосившись на Настю, спросил: — А разве, госпожа нет?

— Что нет? — Она смотрела на него с явным недоумением. — Что нет?!

— Разве ты не видишь чужие мысли? — теперь он смотрел на неё — в глазах мелькало и недоверие, и боязнь ошибиться.

Она задумалась: «Ну конечно бывало, что я догадывалась, о чем думает собеседник, но так, наверное, могут все, это просто — сопоставляя факты и слова, понимаешь, о чем думают другие».

— Нет, это могут не все! — Голубоглазый прервал её. Его глаза почему-то стали искриться какой-то особенной гордостью, превосходством, что ли? (наверное, да!)

Да, да… глаза теперь были сине-голубые, и в них было именно превосходство над обычными людьми, над их несовершенством.

Насте вдруг показалось, что она не совсем здорова…

«А, может, я сплю?! И все это снится мне?»

— Нет! — Голубоглазый опять же ответил на её мысли, глядя как-то сквозь неё, — Не спишь! Это не сон! Хотя… Сон — это всего лишь наше желание. Мы выбираем линию жизни, а сны выбирают для нас пути. Единственное, сны запаздывают! Только у избранных они приходят всегда в нужное время. Во снах мы можем встретить Его!

— Кого? — боязливо шепнула Настя, такое в арабе было благоговейное преклонение перед этим неведомым «Его», что у неё мороз застрял под лопатками.

— Высший Разум Светлых Сил!

— А… — потянула она, думая при этом: «Ну, вот теперь все ясно! Он — псих!»