В лабиринте миров (СИ)

Меж тем видение не отпускало, и чувство яростной злости завладело всем моим существом. Я ненавидела ослоухих. Ненависть моя была осязаема, поднималась из мрачных глубин моей памяти и стлалась чёрными тучами, гонимыми ветром прямиком к нашим врагам.

- Ты чего творишь-то, Женька?! – испуганно забормотал дядька Василий. – Ты не думай про них, оставь! Не то...

Бабка Вера зыркнула на нас из-под низко надвинутого платка и ахнула.

- Женька! Чтоб тебя!!! Они ж увидят думки твои, нас заметят...

И они заметили.

Один из постземов тревожно завыл, показывая растопыренной пятернёй на летящую прямо на них чёрную тучу. Остальные тревожно закрутили башками, втягивая носом воздух и все, как один подобрались, разом поворачивая ощеренные морды в нашу сторону.

- Ну, всё!.. обречённо пробормотал дядька Василий. – Говорил я вам, девки, беречься надо...

Один из постземов коротко взвыл и из тёмного леса ему ответили мрачным и свирепым воем.

Словно получившие приказ, постземы прытью понеслись в нашу сторону, а от тёмной кромки леса отделились и направились им на подмогу бесшумные серые тени.

- Наволы! Ох, беда! Бей их, Женька! Всё одно – сдохнем!

С этими словами бабка тяжело опрокинулась наземь, и из-за сугроба вздымая тучи белого снега, на постземов кинулся огромный чёрный волк. Первый же постзем был опрокинут на спину и волк одним движением оскаленной пасти вырвал ему горло. Остальные кинулись на волка с четырёх сторон и несдобровать бы ему, но на помощь оборотню пришёл бесстрашный Тотошка. С воем он вцепился в глаз одного из постземов и не успел тот махнуть когтистой лапой, как лемантийский дракон перекинулся на голову следующего постзема, повторяя тот же трюк. Замешательство среди врагов, дало волку лишние секунды, и вот он уже рванул клок тёмной шерсти из бедра одного из постземов и сцепился с другим в смертельной схватке, обагряя снег следами алой крови: вражеской и своей.

Мы с дядькой Василием не были так быстры.

Не успели мы добежать до места схватки, как серые тени выросли на нашем пути. Вблизи они оказались ничем иным, как обычными людьми, но быстрота их движений и пустота взгляда наводила ужас.

Дядька Василий внезапно остановился и рухнул на колени, воздевая руки к небу.

- Наволы! Наволы! А-а-а-а-а-а!!!!

Больше он ничего произнести не мог. И сделать не мог тоже, только бессмысленно кривил рот в страшном крике.

- Дядька Василий, встань! Дядь Вась!..

Тело моего отчима обмякло и повалилось набок, будто лишённое костей.

Наволы тихо заурчали и окружили нас, двигаясь в бесшумном танце не касаясь ногами белого снега. В голове моей зашумело, заговорило, забормотало тысячью голосов, путая мысли и замедляя движение. Ещё мгновение, и я готова была встать на колени рядом со скотником Василием и кричать, лишь бы не слышать этот устрашающий хор, но звуки внезапно оборвались.

Разрывая тесный круг, к нам прорвался Борис Григорьевич – кукла, о которой мы забыли в первые же секунды сражения.

Он поднял безжизненную голову дядьки Василия и заревел, запрокидывая голову назад. Наволы насторожились и остановили свой смертельный танец. Борис Григорьевич бросился на самого ближнего из них, руки его прорвали пустоту и он упал лицом в снег. Наволы заурчали, заухали, подвывая и перекатывая невесомые тела, и облепили тело упавшего Бориса Григорьевича, словно деловитые мухи, нашедшие лакомый кусок.

Борис Григорьевич дёрнулся. Его лицо смутно виднелось сквозь серые тени.

Вмешательство Бориса Григорьевича позволило мне стряхнуть с себя наваждение, навеянное голосами наволов, и я поспешила на помощь своему ангелу. Кем бы он ни стал, и что не совершил – сейчас ангел воевал и погибал на нашей стороне и не дело бросать несчастного Бориса Григорьевича на расправу безжалостным наволам.