Зажмурившись и тряхнув головой, попыталась вернуть здравые мысли на место. Я так давно не называла бабушку по имени, что сейчас элементарно не поняла, о ком говорит Тимка. До десяти лет я вообще не знала, что её можно называть как-то иначе, чем «бабуля». Если честно, то раньше я вообще думала, что это её имя. Глупо, да?
Да и потом, узнав, что на самом деле её зовут Алевтина Ивановна, продолжала звать её просто бабулей, зная, что так ей нравится намного больше. Она была очень доброй, хотя иногда и ворчливой. Но всё равно — самой доброй и самой любимой бабушкой.
Вчера у меня не было сил ни умыться, ни расчесаться, так что сейчас, выудив из комода свои старые вещи и радуясь бережливости бабушки, я с удовольствием натягивала выцветшие синие джинсы и серую футболку, попутно убирая так и не расчесанные волосы в узел на затылке и открывая дверь, за которой стоял терпеливо ожидающий меня Тимка, с непередаваемо скептичным выражением на лице.
— Мда-а-а…
— Что? — моментально насторожившись, так и застыла в дверях.
— Умываться не пробовала?
— А… да, как раз туда и иду. — шумно выдохнув, я пропустила в коридор Манюньку и лишь после этого закрыла за собой дверь. — А ты зачем меня ждешь? Или уже поел?
— Нет. — странно хмыкнув, парень мотнул головой в сторону лестницы: — Бабушка твоя… нервирует слегка.
О, да. Она умеет. Уж чего-чего, а по части нервирования она может дать мастер класс, чем кстати и занималась каждое лето, когда я к ней приезжала, старательно выковыривая меня из раковины стеснительности и зажатости. Толку было мало, но она была упряма.
— Понятно. Тогда подожди ещё немного, я умоюсь.
— Без проблем.
Так и оставшись подпирать стенку, когда я скрылась за третьей дверью, за которой находилась небольшая ванная комната (отец уже давно обустроил бабушкин дом всеми благами цивилизации), Тимофей без особого напряжения выдержал ещё десять минут ожидания.
— Всё, я готова. — молочка для снятия макияжа у бабули конечно не было, но мягкое ароматное мыло, сваренное ею лично, было нисколько не хуже и справилось с черными разводами косметики на раз два.
— Вот так намного лучше. — с одобрением кивнув и пропустив меня вперед, Тимка словно походя поинтересовался: — Слушай, а ты точно не ведьма?
— В смысле? — обернувшись на последней ступеньке, я удивленно и немного обижено нахмурилась. — Сейчас-то с чего?
— Н-у-у… — сначала протянув и уже открыв рот, чтобы продолжить, Тимка вдруг резко его захлопнул и растянул губы в тонкой ненатуральной улыбке, при этом смотря мимо меня.
А?
— Ох, и болтлив ты, хлопчик…
Обернувшись и обнаружив в дверях кухни бабулю, поняла, что ничего не поняла.
— Доброе утро, ба.
— Доброе утро, егоза. Проходи уже. Как спалось?
— Хорошо. — пройдя на большую кухню, соединенную с летней крытой верандой, сняла со стула шаль и тут же накинула её на плечи. И это бабуля предусмотрела, помня, как я обычно мерзну по утрам. На ноги я ещё наверху натянула тёплые носки, связанные ею лично, а вот шали не нашла, поэтому и воспользовалась первой попавшейся, а именно запасной бабушкиной. — Тебе помочь или уже всё готово?
— Готово, конечно. — добродушно усмехнувшись и попутно расставляя на столе тарелки и кружки, бабушка милостиво махнула рукой Тимофею, потому что я уже устраивалась на своем обычном месте, на широкой лавке у стены: — Присаживайся, хлопчик… уж не бойся, не отравлю.
— Ба? — чуть не подавившись уже откушенной оладушкой, я закашлялась. Она у меня конечно шутница, но чтобы так???
— А что такое? — наконец устроившись во главе большого деревянного стола со стороны печки, бабушка налила себе брусничного чая с древнего самовара. Ни разу не видела, чтобы она пила чай из чего-нибудь другого. — Или ты думала, что я рада видеть в своем доме «серого»?
— Кого?
Я чувствовала себя глупо. Нелепо. Жалко. Попросту — дурой.
— Я оборотень.
Переведя заторможенный взгляд на Тимку, я сначала подумала, что у меня слуховые галлюцинации, но потом… взгляд остановился на его левой щеке.
На щеке, на которой не было царапин.
Наверняка моё вытянувшееся лицо было крайне мало привлекательным, потому что Тимка вдруг язвительно хмыкнул и, опустив глаза, молча занялся уничтожением наложенных в его тарелку оладушек.
А я… А я всё смотрела и не могла поверить. Оборотень. Серый, как только что сказала бабуля. Но в чём это проявляется? Как это увидеть? Он ведь самый обычный. Светло-серые глаза, короткая модельная стрижка русых волос, ничем не примечательное обычное лицо, стандартная фигура без особых мускулов или ширины плеч…
Просто парень.
Самый обычный парень.
Или нет?
Наконец сумев перевести взгляд на молчаливо завтракающую бабулю, поняла, что не дождусь продолжения, пока мы все не позавтракаем. Было у неё незыблемое правило — никаких разговоров во время еды, всегда после.
А ничего, что мне сейчас кусок в горло не лезет?