В лабиринте замершего города

Но это, конечно, ещё далеко было от испытания. Войдут они в самый ад войны, когда будут драться один на один с фашистскими танками, сбивать клятую «раму» под Проскуровым, выкуривать немцев из предгорий Карпат… Но и тогда будет Пичкарю казаться: подвиг — впереди.

Когда фронт приближается к родному селу, и солдат шагает с этим фронтом — разве он обращает внимание на то, что ему трудно, холодно? Унылый, надоедливый подосенний дождь казался светлым майским ливнем. В такой дождливый день под Коломыей Пичкаря вызвал командир, объяснил задачу:

— Пойдёшь за «языком». Напарника себе подыщи. Только учти — «язык» нужен знающий. Глупого не бери. Умного притащи.

— Как же я узнаю — умный или дурак? Политбеседу с ним проводить, что ли?

— Это уж твоё дело. Вчера мне разведчики доставили одного такого — глазами хлопает, трясётся: «Гитлер капут, их бин арбайтер…»[11] Все они теперь — арбайтеры — неизвестно, куда фашисты девались… Ничего, кроме номера своей части, не знает. А этот номер нам давно известен. Мне нужны на перевале у высоты 115 огневые точки, понял?

…Стемнело. Пичкарь и его боевой напарник быстро переоделись, натянули короткие куртки. Оружие оставили— взяли только ножи да тонкие кожаные ремни, которые Дмитро предусмотрительно разыскал в обозе. Поднимались лесом тяжело, ноги скользили по листве. Пичкарь — на что привык к таким подъёмам с детства — и то приустал. Он приказал напарнику сесть и обождать, а сам исчез в темноте. Появился спустя минут десять — так неслышно, что напарник вздрогнул. Пичкарь шепнул:

— Тут немного влево — миномётный расчёт, он нам ни к чему…

Спустились в лощину, пошли по скользким камням вдоль ручья. Через полчаса наткнулись на запруду. Пичкарь лёг и начал рассматривать следы. Жестами объяснил: здесь фрицы берут воду, поэтому устроили плотинку. Решили засесть. Действительно, вскоре послышались голоса. Шли двое. Остановились на берегу. Один, сняв накидку, присел и, накрывшись, посветил фонариком. Дмитро прижался к напарнику, одними губами прошептал:

— Беру того с фонарём, а ты — другого.

И, выскочив из кустов, бросился на фашиста, оглушил рукояткой кинжала, крепко зажал рот. А его напарник поскользнулся, упал прямо в воду. Гитлеровец направил на него автомат, но какое-то мгновенье колебался, опасаясь в темноте попасть в своего. И это спасло товарища: Пичкарь кинулся фашисту под ноги. Падая, схватился за ствол автомата, дёрнул на себя — немец взвыл и рухнул навзничь. Напарник, злой, как черт, — надо же упасть в такой момент! — уже сидел верхом на оглушённом, прилаживая кляп. Пичкарь остановил его:

— Не спеши, сначала поглядим, чего они стоят. Говорил же командир…

Связанных немцев уложили под деревом. Пичкарь своим фонариком посветил в лицо тому, которому вывернул плечо. Немец заморгал:

— Аллее эрцелен, майн готт, аллее, аллее… Даваю унзер гехаймнис, даваю… Ферштейн зи?[12]

И вытащил у «камрада» карту.

Выяснилось, что и они — разведчики. Таких стоило брать.

…Да, это были уже не те вояки, которых он видел в 38-м. Эти не станут орать по любому поводу: «Зиг хайль!»[13] и не торопятся талдычить о голосе немецкой крови. Идут смирные, как овечки в отаре, и даже довольны, что попали в плен, — вот как спешат подальше от своих…

«Языки» оказались настолько «образованными», что за ними прислали машину из дивизии. Командир батальона — довольный, ободрённый — расхаживал по комнате, потом остановился возле Пичкаря — тот всё ещё стоял у дверей.

— Покажи, где брали.

Пичкарь разгладил карту, поискал, обвёл кружком ниточку ручья.

— Ну-ну, — протянул командир. И непонятно было — хвалит он ротного или осуждает. По его приказу Пичкарь изложил разведку в подробностях. Умолчал только о том, как напарник свалился в ручей.

— Ну, а если бы они схватили вас?

Ротный ответил, не отводя взгляда:

— Что ж, пошёл бы Пепик. Или ещё кто… Командир отпустил его. И задумался: вспомнил, что недавно в разведотделе корпуса спрашивали о подходящих людях для заброски за линию фронта. Колебался — предлагать ли Пичкаря: жаль было расставаться с этим ловким парнем. Но в разведотделе сами упомянули о ротном, спросили его мнение. Командир знал, в чём дело: в боевых сводках все чаще и чаще упоминались партизанские отряды, терзавшие фашистские тылы в Закарпатье, в горах Словакии и в лесах Моравии. А Пичкарь очень подходил для такого дела. Но командир не был осведомлён о главном. Офицер, выполнявший задание начальника своего отдела по отбору будущих разведчиков, интересовался Пичкарем не случайно. Фамилию Пичкаря подсказал сам начальник разведотдела, отбиравший надёжных людей вместе со своим советским коллегой — добродушным майором. Он остановился на личном деле Пичкаря потому что сам майор спросил — не слыхал ли его чехословацкий друг о таком товарище — Дмитрие Пичкаре бывшем пограничнике? И узнав, что есть такой в их корпусе, начальник попросил выяснить — насколько он готов для работы в фашистском тылу.