В лапах страха

Григорий Викторович только кивал, не слушая повеселевшего генерала. Он ясно чувствовал подкрадывающуюся со всех сторон тревогу, однако продолжал упорно отмахиваться от той, словно по-прежнему не до конца верил в ясный ход собственных мыслей. Услышанное поразило до сущих глубин, добавив к уже имеющимся множество новых вопросов. Куда же катится человечество, в попытке расширить горизонты познаний? На волю чему отдаётся? К шёпоту каких «тараканов» прислушивается? Прислушивается ли вообще к чему бы то ни было на этом свете?..

«Наши страхи отданы на откуп внутреннего голоса — пресловутого самосознания, — но в пылу гонки, человек может утратить истину, отвернуться от смысла, закинувшись озвученной правдой. В этот момент в голове щёлкает потайное реле — вживлённый имплант, — и мы перестаём слышать подсознание. Мы начинаем слышать что-то ещё… Что-то, что гонит вперёд с удвоенной силой!»

— Что ж, приятного вечера и до скорого, — донеслось откуда-то со стороны, оборвав ход мыслей.

Григорий Викторович проводил мутным взором стремительно удаляющийся «Рейндж-Ровер».

Он даже не понял, как очутился на свежем воздухе. В голове царила канитель, отчего складывалось впечатление, будто и не было никакого джипа, генерала, да и всего остального тоже. Разговор возник в голове, словно сам по себе, или и вовсе явился следствием общего переутомления организма. Так или иначе, от беседы остался некий двоякий смысл. Точнее от её итога: Григорий Викторович вроде бы и дал обещание больше не вмешиваться в столь крупную игру, однако где-то в глубинах подсознания у него всё же осталось странное чувство невыполненного долга, словно щёлкнувшее под лобной костью реле сработало не до конца, оставив некоторые центры головного мозга нетронутыми.

Или же его просто направляли.

«А что, если всё происходящее и впрямь некий чудовищный эксперимент?»

Григорий Викторович поёжился не то от налетевшего порыва ветра, не то от вновь возникшей в его сознании картинки.

В машине на фото угадывались две тени, причём одна принадлежала явно не человеку. Значит, у того парня была собака. Бойцовая или нет — это уже не столь важно. Важно то, что ЭТИ чистоплюи про неё ничего не знают, а в этом случае ещё можно повоевать.

«И, к черту, какая разница, чем именно всё это является!»

Григорий Викторович подождал, пока в тумане окончательно не растворятся светодиодные маячки джипа, затем закурил и поспешил в сторону парка.

11.

Марина наблюдала за тем, как в боковое окно ударяют редкие капли дождя; эпизодически она прислушивалась к надрывному гулу мотора, пытаясь не утратить связи с действительностью. Дорога была пуста — густой туман отпугнул даже водителей фур, — отчего создавалось впечатление, что они и впрямь очутились за чертой мироздания, где напрочь отсутствует всяческое проявление разумной жизни.

Марина чувствовала, что Глеб отчаянно спешит; муж с трудом сдерживался, чтобы не вдавить педаль в пол до упора. Пару раз их выносило на обочину, но Глеб всё же возвращал машину на скользкое шоссе — при этом он упорно молчал, что только ещё больше нагнетало атмосферу.

Временами «десятка» начинала конвульсивно дёргаться, словно её сердце билось через раз и должно было вот-вот остановиться. Однако машина продолжала мчаться вперёд, навстречу непрекращающемуся дождю и неизвестности.

— Ты так и будешь молчать? — спросила Марина, отчаянно всматриваясь в дождевую пелену.

Глеб лишь вздохнул и поддал газа.

— Я, конечно, всё понимаю… — Марина спонтанно закусила фалангу пальца. — Но не лучше ли мне быть готовой к самому худшему?

Глеб издал какой-то неопределённый звук; «десятка» дёрнулась и зашлась астматическим «кашлем» — рывки продолжались какое-то время, затем прекратились.

— Чёртов бензонасос! — выругался Глеб.

Марина почувствовала на ладонях холодный пот.

— Только не говори, что она сейчас сломается…

Глеб хрустнул шеей.

— Не каркай.

Марина вздрогнула. Она чуть было не сказала в ответ КЫШ, как тогда на кладбище, но вовремя опомнилась и лишь с присвистом выдохнула, прикрыв губы пальцами.

За окном простирался иллюзорный пейзаж: неясные очертания фонарных столбов закручивались в серые вихри и оседали позади несущейся машины флегматичными протуберанцами. Змея ограждения разделительной полосы извивалась из стороны в сторону, бликуя в свете фар отдельными чешуйками. Горбатые остановки с грудами переполненных мусорных пакетов были под стать покинутым норам чудовищ. Последние искусно прятались во всепоглощающем мраке, а может, не только во мраке, но и в головах заблудших путников.

— Возможно, Умка учувствовал в боях, — неожиданно сказал Глеб и что есть мочи ударил кулаком по рулю; двигатель в ответ снова чихнул, а машина заметалась по пустынной трассе, будто незрячая.

— В боях?.. — Марина уставилась на мужа, попросту игнорируя сложившуюся аварийную ситуацию. — В каких ещё боях? Что-то не припомню, чтобы твой брат где-то служил…

Глеб напряжённо сопел.