В лесах (Книга 1, часть 1)

- А пошевни-то небойсь большие да широкие... Еще, поди,с волочками (Волочок, или волчок,- верх повозки или кибитки, обитый циновкой. Иначе: лучок.)?- продолжал свои расспросы дядя Онуфрий.

- Да, с волчками,- сказал Патап Максимыч.- А что?

- А то, что с волчками отсель на Ялокшу вам не проехать. Леса густые, лапы на просеки рублены невысоко, волочки-то, пожалуй, не пролезут,- говорил дядя Онуфрий.

- Как же быть? - в раздумье спрашивал Патап Максимыч.

- Да в кое место вам на Ветлугу-то? - молвил дядя Онуфрий, оглядывая лёзу топора.

- Езда нам не близкая,- ответил Патап Максимыч.

- За Усту надо к Уреню, коли слыхал.

- Как не слыхать,- молвил дядя Онуфрий.- Сами в Урени не раз бывали... За хлебом ездим... Так ведь вам наперед надо в Нижне Воскресенье, а там уж вплоть до Уреня пойдет большая дорога...

- Ровная, гладкая, хоть кубарем катись,- в один голос заговорили лесники.

- За Воскресеньем слепой с пути не собьется...

- По Ветлуге до самого Варнавина степь пойдет, а за Варнавином, как реку переедете, опять леса,- там уж и скончанья лесам не будет...

- Это мы, почтенный, и без тебя знаем, а вот вы научите нас, как до Воскресенья-то нам добраться? - сказал Патап Максимыч.

- Разве к нашим дворам, на Лыковщину, отсель свернете,- отвечал дядя Онуфрий.- От нас до Воскресенья путь торный, просека широкая, только крюку дадите: верст сорок, коли не все пятьдесят.

- Эко горе какое! - молвил Патап Максимыч.- Вечор целый день плутали, целу ночь, не знай куда ехали, а тут еще пятьдесят верст крюку!.. Ведь это лишних полтора суток наберется.

- А вам нешто к спеху? - спросил дядя Онуфрий.

- К спеху не к спеху, а неохота по вашим лесам без пути блудить,- отвечал Патап Максимыч.

- Да вы коли из Красной-то рамени поехали? - спросил дядя Онуфрий.

- На рассвете. Теперь вот целы сутки маемся,- отвечал Патап Максимыч.

- Гляди-ка, дело какое! - говорил, качая головой, дядя Онуфрий.- Видно, впервой в лесах-то.

- То-то и есть, что допрежь николи не бывали. Ну, уж и леса ваши - нечего сказать! Провалиться б им, проклятым, совсем! - с досадой примолвил Патап Максимыч.

- Леса наши хорошие,- перебил его дядя Онуфрий. Обидно стало ему, что неведомо какой человек так об лесах отзывается. Как моряк любит море, так коренной лесник любит родные леса, не в пример горячей, чем пахарь пашню свою.

- Леса наши хорошие,- хмурясь и понурив голову, продолжал дядя Онуфрий.Наши поильцы-кормильцы... Сам господь вырастил леса на пользу человека, сам владыко свой сад рассадил... Здесь каждо дерево божье, зачем же лесам проваливаться?.. И кем они кляты?.. Это ты нехорошее, черное слово молвил, господин купец... Не погневайся, имени отчества твоего не знаю, а леса бранить не годится - потому они божьи.

- Дерево-то пускай его божье, а волки-то чьи? - возразил Патап Максимыч.Как мы заночевали в лесу, набежало проклятого зверя видимо-невидимо - чуть не сожрали; каленый нож им в бок. Только огнем и оборонились.

- Да, волки теперь гуляют -ихня пора,- молвил дядя Онуфрий,- господь им эту пору указал... Не одним людям, а всякой твари сказал он: "Раститеся и множитесь". Да... ихня пора...- И потом, немного помолчав, прибавил: - Значит, вы не в коренном лесу заночевали, а где-нибудь на рамени. Серый в теперешнюю пору в лесах не держится, больше в поле норовит, теперь ему в лесу голодно. Беспременно на рамени ночевали, недалече от селенья. К нам-то с какой стороны подъехали?

- Да мы все на сивер держали,- сказал Патап Максимыч.

- Кажись бы, так не надо,- молвил дядя Онуфрий.- Как же так на сивер? К зимнице-то, говорю, с коей стороны подъехали?

- С правой.

- Так какой же тут сивер? Ехали вы, стало быть, на осенник, сказал дядя Онуфрий.

- Как же ты вечор говорил, что мы едем на сивер? - обратился Патап Максимыч к Стуколову.

- Так по матке выходило,- насупив брови и глядя исподлобья, отозвался паломник.

- Вот тебе и матка! - крикнул Патап Максимыч.- Пятьдесят верст крюку, да на придачу волки чуть не распластали!.. Эх ты, голова, Яким Прохорыч, право, голова ! ..

- Чем же матка-то тут виновата?- оправдывался Стуколов.

- Разве по ней ехали; ведь я глядел в нее, когда уж с пути сбились.

- Не сговоришь с тобой,- горячился Патап Максимыч,- хоть кол ему теши на лысине: упрям, как черт карамышевский, прости господи!..

- Ой, ваше степенство, больно ты охоч его поминать! - вступился дядя Онуфрий.- Здесь ведь лес, зимница... У нас его не поминают! Нехорошо!.. Черного слова не говори... Не ровен час - пожалуй, недоброе что случится... А про каку эту матку вы поминаете - прибавил он.

- Да вон у товарища моего матка какая-то есть... Шут ее знает!..досадливо отозвался Патап Максимыч, указывая на Стуколова.- Всякие дороги, слышь, знает. Коробочка, а в ней, как в часах, стрелка ходит,- пояснил он дяде Онуфрию...

- Так, пустое дело одно. - Знаем и мы эту матку,- ответил дядя Онуфрий, снимая с полки крашеный ставешок и вынимая оттуда компас.- Как нам, лесникам, матки не знать? Без нее ину пору можно пропасть... Такая, что ль? - спросил он, показывая свой компас Патапу Максимычу.