В лесах (Книга 1, часть 2)

- "Любезненькая наша матушка Манефа, ангельские твои уста, серафимские твои очи!.. Что это вы, матушка, давно нам не отписываете, каково в трудах своих подвизаетесь, и о здоровье вашем и о Фленушке милой ничего мы не знаем, как она, голубушка наша, поживает, и про племяннинок ваших, про Настасью Патаповну, Прасковью Патаповну. А мы с Варенькой каждый день вас поминаем, как летось гостили в вашей обители и уже так вами были обласканы, и уж так всем были удовольствованы, что остается только богу молиться, чтобы и еще когда сподобил в вашем честном пребывании насладиться спасительною вашею беседой. Извещаю вас, матушка, что Вареньке моей бог судьбу посылает. Сосватана она за Петра Александрыча Саблукова - в нашем городу что ни на есть первые люди, а Петр Александрыч, хоша и вдовец, однако же бездетен, и самому всего двадцать седьмой годочек пошел. У отца у ихнего фабрика здесь кумачовая, два сына да дочка замужем, отделенная, а в капитале они в хорошем. Одно только, что по единоверию они, по новоблагословенной, значит, как в Москве у Салтыкова моста, аль по вашим местам Медведевской церкви, а впрочем, люди хорошие. Свадьбу сыграем в пятницу перед масленой, хоша и не все приготовлено, да не ждать же Фоминой недели,- что хорошего томить жениха с невестой?.. А присватался-то поздненько, на самое богоявленье по рукам били. При сем посылаю вам, матушка, сто двадцать рублев на серебро, помолились бы вы и ваши богоугодные сестры, а также которые сироты живут постоянно, за дочку за нашу и за жениха, чтобы послал им господь брак честен, ложе нескверно и житие безмятежно. А бисерную лестовку и подручник, шитый по канве, мы получили и много за то благодарствуем. Засим, прося ваших святых и до бога доходных молитв и уповая на милость вашу, остаюсь доброжелательница ваша Наталья Шарымова".

- Пишите: "за здравие Петра, Варвары и Наталии",- сказала Манефа.

- Можно ли, матушка, жениха-то поминать? Ведь он не нашего согласа,наклонясь к игуменье, шепотом спросила уставщица мать Аркадия.

- Поминайте жениха без сумнения,- громко ответила Манефа.- Инославных за упокой поминать не подобает, а за здравие можно. Молимся же за державного, за боляры и за вои. - Так то ведь власти, матушка,- продолжала полушепотом мать Аркадия.- За всяку власть предержащую по апостолу молимся. А шарымовский жених что нам за власть?

- Зато благодетель,- молвила Манефа.- А за благодетелей первее всего подобает молиться. Впрочем, вольному воля,- прибавила она, немного помолчав, кому не по совести молиться за Петра Александрыча, тот не молись. Сказывайте, кому не по совести, того мы выключим из раздачи шарымовских денег. Всем было по совести. Никто не отказался от части в шарымовской присылке. - Мать Таифа,сказала игуменья, вставая с места.- Тысячу двадцать рублев на ассигнации разочти как следует и, по чем придется, сиротам раздай сегодня же. И ты им на масленицу сегодня же все раздай, матушка Виринея... Да голодных из обители не пускай, накорми сирот чем бог послал. А я за трапезу не сяду. Неможется что-то с дороги-то,- лечь бы мне, да боюсь: поддайся одной боли да ляг - другую наживешь; уж как-нибудь, бродя, перемогусь. Прощайте, матери, простите, братия и сестры. Провожаемая низкими поклонами и громкими благодарностями сирот, мать Манефа медленно удалилась из келарни. Проводя игуменью, все стали вокруг столов. Казначея мать Таифа, как старейшая, заняла место настоятельницы. Подали в чашках кушанье, Таифа ударила в кандию, прочитали молитву перед трапезой, сели и стали обедать в строгом молчании. Только один резкий голос канонницы, нараспев читавшей житие преподобного Ефрема Сирина, уныло раздавался в келарне.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ