– Я не говорил ей, – мне непременно надо было, чтобы Кэсси об этом знала, – не говорил. Сказал, что в детстве двое моих друзей исчезли. Дескать, я понимаю ее чувства. Я и не думал, что она узнает про Питера с Джейми и сопоставит факты. Это мне и в голову не приходило.
Кэсси дождалась, когда я договорю.
– О’Келли заявил, что я тебя прикрываю. Сказал, что нашему с тобой альянсу давно следовало положить конец. Пообещал сравнить твои отпечатки пальцев с отпечатками из старого дела – даже если для этого понадобится разбудить криминалистов и даже если это займет всю ночь. Сказал, что если отпечатки совпадут, то нам обоим останется только молиться, чтобы сохранить работу. Он велел мне отправить Розалинд домой. Я передала ее Суини и стала звонить тебе.
Где-то на задворках сознания у меня что-то щелкнуло, тихо, почти незаметно, но отчетливо. Память превратила этот щелчок в громкий хлопок, но на самом деле ужаса добавляла именно его незаметность. Мы долго просидели там, ничего не говоря. Ветер швырял в окно пригоршни капель. Наконец я услышал, как Кэсси глубоко вздохнула, и подумал, что она плачет, но когда поднял голову, слез не увидел. Ее бледное лицо было спокойным и очень, очень грустным.
23
Мы так и сидели, когда вошел Сэм.
– Что стряслось? – поинтересовался он, стряхнув с волос капли дождя и включив свет.
Кэсси подняла голову:
– О’Келли хочет, чтобы мы с тобой попытались вытянуть из Дэмьена мотив. Его скоро приведут.
– Отлично, – согласился Сэм. – Будем надеяться, он увидит новое лицо и хоть немного придет в себя.
Сэм быстро оглядел нас, и я задумался: интересно, что именно ему известно? И что именно он и прежде знал и о чем молчал?
Сэм придвинул стул к Кэсси, и они принялись обсуждать, как подступиться к Дэмьену. Они еще ни разу не работали в паре на допросах и теперь обговаривали тактику всерьез, внимательно выслушивали друг друга и ненавязчиво предлагали ходы: “Думаешь, нам стоило бы?.. А что, если мы?..” Кэсси опять включила запись и прокрутила для Сэма отрывки вчерашнего допроса. Факс мультяшно запищал и выплюнул распечатки телефонных звонков Дэмьена, и Кэсси с Сэмом склонились с фломастерами над распечатками и что-то тихо забормотали.
Когда они наконец ушли – на прощанье Сэм быстро кивнул мне через плечо, – я выждал, прикидывая, когда они начнут допрос, и отправился их искать. Я нашел их в большой допросной и опасливо юркнул в кабинку. Уши горели, словно у подростка, который пробрался в магазин для взрослых. Я все на свете отдал бы, чтобы не смотреть на это, но как удержаться, не знал.
В обстановку допросной они постарались добавить человеческого уюта, насколько это вообще возможно: на стульях небрежно брошены сумки и шарфы, на столе рассыпан кофе и валяются пакетики сахара, рядом лежат мобильники, посреди стола кувшин с водой и тарелка с липкими сладкими пончиками из кафе напротив. Дэмьен, все в том же безразмерном свитере и старых штанах – похоже, он так и проспал всю ночь, не раздеваясь, – озирался, обхватив себя руками. После тюремной камеры ему, наверное, казалось, будто он в рай попал – теплый, безопасный и почти родной. Приглядевшись, я заметил в волосах у него колтуны, а на подбородке жалкую щетину. Облокотившись на стол, Кэсси с Сэмом ругали погоду. Дэмьену они предложили молока. В коридоре послышались шаги – если это О’Келли, то он в момент вышвырнет меня отсюда обратно на горячую линию, ведь к следствию я больше отношения не имею. Однако шаги проследовали мимо и затихли. Я уткнулся лбом в стекло и закрыл глаза.
Начали они с мелких подробностей. Голоса Кэсси и Сэма переплетались, певучие, словно колыбельная. “Как вам удалось выбраться из дома и не разбудить маму? Правда? Я, когда подростком был, тоже так делал… А вы такое и раньше проделывали? Господи, кофе отстойнейший, может, вам колы налить или еще чего-нибудь?” Работали они слаженно, Кэсси с Сэмом. Справлялись отлично. Дэмьен расслабился. Даже рассмеялся, сдавленно и жалко.
– Вы же состоите в “Стоп шоссе!”? – наконец спросила Кэсси.
Голос ее звучал с прежней непринужденностью, и никто, кроме меня, не заметил бы в нем напряжения, которое свидетельствовало, что шутки кончены.
Я открыл глаза и выпрямился.
– Когда вы присоединились к этому движению?
– Этой весной, – с готовностью ответил Дэмьен, – в марте или около того. У нас в колледже на факультете объявление висело про акцию протеста. Я знал, что летом буду работать на раскопках в Нокнари, поэтому я решил, что… Решил, это и ко мне относится, что ли. И я пошел.
– Эта акция протеста где-то в двадцатых числах марта проходила, да? – Сэм заглянул в бумаги и потер затылок. Он изображал копа-деревенщину, доброжелательного, надежного и туповатого.
– По-моему, да. Мы у Парламента собирались. – Дэмьен непринужденно оперся о стол и принялся поигрывать кофейной чашкой, разговорчивый и старательный, словно пришел на работу устраиваться. Я такое и прежде видел, особенно когда преступник еще новичок, такие не привыкли считать нас врагами и, оправившись от первого потрясения и длительного напряжения, охотно идут навстречу.