В лесу

– Розалинд я отправлю на консультацию психолога, так судья велел. Я тут тоже кое-что почитал, и в книгах говорится, что таким, как она, это не помогает, они такие от рождения и лекарства не существует, но попытка не пытка. И я постараюсь подольше держать ее дома и следить, чтобы она не проделывала свои фокусы с другими людьми. В октябре она начнет изучать музыку в Тринити, но я ей сказал, что за квартиру платить не стану, пускай дома живет или сама идет работать. Маргарет считает, что Розалинд ни в чем не виновата и что это вы ее подставили, однако все равно рада, что дочка подольше дома поживет. Она говорит, что Розалинд очень чувствительная. – Он выплюнул это слово как что-то мерзкое на вкус. – Как только у Джессики заживут раны на запястьях, я отправлю ее к моей сестре в Атлон. Там ей никто не навредит, – его губы тронула полуусмешка, – не навредит… собственная сестра.

На миг я представил, каково было жить в их доме последние восемнадцать лет и каково там сейчас. Болезненный ужас камнем лег у меня в желудке.

– Знаете что? – Его лицо болезненно скривилось. – Когда Маргарет забеременела, мы с ней всего пару месяцев встречались. Мы оба в ужас пришли. Однажды я предложил ей… мол, может, ей в Англию съезить? Но она… она очень религиозная и уже достаточно напереживалась из-за беременности… Она хорошая, я не жалею, что женился на ней. И все же знай я заранее, знай я, какой Розалинд вырастет, Господи прости, я бы насильно посадил Маргарет на паром до Англии.

“Жаль, что этого не произошло”, – чуть было не вырвалось у меня, но это было бы чересчур жестоко.

– Очень вам сочувствую. – Я снова произнес бесполезные слова.

Джонатан взглянул на меня, вздохнул и плотнее запахнул пальто.

– Пойду посмотрю, не закончила ли Розалинд.

– Думаю, скоро закончит.

– Да, наверное, – безучастно сказал он и двинулся ко входу в здание суда, съежившись от ветра, который трепал полы его пальто.

* * *

Присяжные признали Дэмьена виновным. Учитывая предъявленные доказательства, они едва ли поступили бы иначе. Во время слушаний юристы развернули настоящие сражения относительно его вменяемости, а психиатры вели жаркие, щедро приправленные терминами споры о том, как работал мозг Дэмьена. Все это я услышал из третьих уст, узнал из обрывков чужих разговоров или беседуя по телефону с Куигли, который, похоже, вознамерился во что бы то ни стало выяснить, почему меня сослали на бумажную работу на Харкур-стрит. Адвокат Дэмьена выбрал двойную линию защиты: во-первых, обвиняемый был временно не в себе, а во-вторых, он полагал, будто защищает Розалинд от тяжелого физического насилия. Такие аргументы часто сбивают с толку и вызывают обоснованные сомнения, однако у нас имелись его признание и, что важнее, фотографии, сделанные после вскрытия тела убитого ребенка. Дэмьена признали виновным в убийстве и приговорили к пожизненному заключению, что на практике означает от десяти до пятнадцати лет.

Сомневаюсь, что он по достоинству оценил черную шутку, которую сыграла с ним судьба, но не исключено, что совок спас ему жизнь и уж точно избавил от всяческих тюремных неприятностей. Из-за сексуального подтекста преступления Дэмьена сочли насильником и отправили в колонию особого режима, где держат педофилов, насильников и всех тех, кто плохо вписался бы в общий тюремный контингент. Послабление сомнительное, и тем не менее оно все же увеличивало его шансы выйти из тюрьмы живым и без инфекционных заболеваний.

После вынесения приговора Дэмьена встретила возле здания суда небольшая, десяток-другой, группка линчевателей. Репортаж об этом я смотрел в маленьком сомнительном пабе неподалеку от набережной. Полицейские на экране безучастно вели Дэмьена через толпу, а после затолкали в фургон, тот тронулся с места, и вслед полетели хриплые крики и обломки кирпичей. Завсегдатаи паба одобрительно загомонили.

– Давно пора смертную казнь ввести, – пробормотали в углу.

Я знал, что Дэмьен достоин жалости, что его водили за нос с того самого дня, когда он подошел к столу регистраторов перед акцией протеста, и что уж мне-то следовало бы проникнуться к нему сочувствием. Но я не проникся. Не сумел.

* * *