Увиденное убило ее, депрессия и меланхолия накрыли ее свинцовой тучей, она поняла, что теряет его. Весной он заигрался до того, что упал без сознания у стола на несколько секунд. Это его испугало ненадолго, придя в себя, он обеспокоился, не спиздила ли охрана его выигрыш. Потом, спустя несколько дней, он выиграл кучу денег, пришел домой утром веселый, добродушный, впервые купил Нине букет. Открыл дверь ее спальни, поставил букет в воду, снял резинки с пачек, засыпал ее зелеными бумажками и пошел к себе в кабинет спать – завтра придут дети, надо дать им денег на подарки – и заснул.
Больше живым Нина его не видела. Утром она встала, удивилась неслыханной щедрости. Тихонько открыла дверь кабинета, посмотрела, спит ли касатик, и пошла готовить свой кофе, который любила утром пить, соблюдая ежедневный ритуал. Это было ее время: желтые розы были ее любимыми, он дарил ей их в период брачных игр, это ей напомнило то время.
К обеду она пришла поднять его, но он ничего не отвечал, и когда она потрясла его, потрогала его за плечо, все стало черным, позвонила дочь, она в помешательстве сказала, что папа не дышит, остальное она не помнит: ни приезд «скорой», ни глаза детей, ни похороны, ни поминки, очнулась она на третий день после всех таблеток, которые ей давала дочь, сидящая с ней уже третьи сутки. Дочь она отпустила, обошла комнаты, все сияло и блестело, в кабинет она войти не смогла и легла опять, провалившись в сон, в котором ничего не было – ни цвета, ни картинки, ничего, кроме рваной тьмы.
Через день дочь отвезла Нину на кладбище, венки завяли, фотография Семена испугала ее, он не любил фотографироваться, поэтому была фотография с заграничного паспорта в каком-то свитере, единственная, которую нашли в бардачке машины. Нина вернулась домой, телефон молчал, она попыталась выпить, не получилось. Позвонила подружке, зав. кафедрой, поплакали. Они дружили, подруга предложила выйти ей на работу, чтобы переключиться и начать жить для детей и внуков. Нина вышла на работу, делала ее механически, а вечерами тупо сидела в кухне, пила литрами кофе, курила пачками, спать не могла. Не плакала, не вопила, сидела и курила.
Подруга с кафедры позвала в казино отвлечься и переключиться. Нина вяло отказывалась, но потом приехала и просидела с подругой у стола несколько часов. Не играла, но почувствовала нечто в этой атмосфере, что-то такое, что витает в воздухе. Образ Семена впервые за эти дни стал более осязаемым, как будто его энергия осталась в этих стенах, и она почувствовала впервые за эти дни маленькое облегчение. Она забросила работу, взяла отпуск, дети и внуки отодвинулись в ее голове далеко. Она каждый вечер приходила в казино, начала потихоньку играть в автоматы, не понимая, что она делает, и однажды при нажатии кнопки на аппарате ей почудилось, что среди картинок, вращающихся на экране, она увидела своего Семена, живого, смеющегося, таким, каким она его видела во время их посещения казино. Она поняла, что он живет внутри этих железок, и он придет еще и еще раз, и она опять увидит его. Каждый день она приходила туда, экраны светились, вращались картинки, она вглядывалась в экран неотрывающимся взглядом, он появлялся неожиданно, как удар молнии, возникал и моментально исчезал, но она успевала увидеть его и даже поговорить с ним. Вот уже целый год она ходит на свидание со своим Сеней, иногда плачет, понимая, что прошлой жизни нет, зачем было мучить его, копить для детей и внуков на будущее, на пенсию. Она за год проиграла много, почти все свои деньги, накопленные втайне от мужа на учебу внучке, проиграла все свои цацки (сережки и кольца), почти все. Но каждый вечер она идет на свидание с ним, и встречи – это все, что у нее осталось. Она тоже хочет прийти к нему по ту сторону экрана и быть с ним, как всегда в той прекрасной жизни, когда не было этого блядского казино и они были счастливы.
Кот-д’Азур, ля мур, тужур