В лесу было накурено... Эпизод IV

Лукьянов расстроился, так и не поняв, что повинен в смерти человека, нанял другого, и жизнь потекла по старому руслу.

Проделки дворецкого, или Служебная болезнь

Влияние энергии одних людей на других плохо изучено, но оно есть. Я знал человека, который до тридцати лет жил чистой, непорочной жизнью, а через два года заболел всеми пороками, заразившись ими от своего хозяина.

Наш герой, далее дворецкий, жил себе по восходящей: военный городок, спартанское воспитание, учеба, военное училище и ясная дорога к лампасам через два десятка лет.

Развал страны прервал путь наверх, к 94-му году в активе были четыре звездочки на погонах, жена, дочь, однокомнатная в Подмосковье и «Москвич-ИЖ» кирпичного цвета.

Денег нет, перспектива — зеро. Счастье подвернулось в лице сослуживца, пахавшего водителем у мини-олигарха и назначенного властью по лесному ведомству. Он быстро понял, что лес его богатство, а не наше, рубил его и нарубил неплохо.

Он жил на даче то ли Берии, то ли Булганина, в большом доме в стиле арт-деко с элементами русского модерна, хозяйство было огромным: гараж, хозблок, фонтаны, два бассейна, 5 га земли, человек сорок обслуги — водители, охрана, повара, горничные, врач, массажистка и астролог, без которого хозяин ничего не делал. Он вообще ничего не делал — только пил, играл в домино с водителем на бензин, с охраной в бильярд на сигареты. Лес он видел только, как чурки в камине и голубые елки на участке. Он обожал камин, даже в лютую жару бросал чурки в огонь — видимо, в детстве страдал от холода в далеком сибирском городке, где вырос в доме дяди — начальника пожарной части.

Вот в такой дом попал бывший советский офицер и стал дворецким у мини-олигарха по кличке Лесник. Обязанностей у него было много: руководить всем в доме — стройкой, устройством ландшафта, топить баню, закупать продукты. Весь быт, покупка DVD и книг — всё-всё-всё. Он научился готовить, подавать на стол, но только в бане, один день в неделю, в воскресенье.

В этот день Лесник принимал важных людей из разных сфер, таких же, как он, хищников высокого полета. На десерт звали композитора или кинорежиссера, снявшего блокбастер, писателя, которым восхищались в данный момент. Это было высокое собрание, а не пошлая баня с телками. Лесник серьезно считал свою воскресную баню ложей избранных и, конечно, не масонской. Он не любил масонов и евреев, но антисемитом не был, так как не считал себя дурнее их.

Действо начиналось часов в двенадцать: съезжались люди, все надевали халаты с личными монограммами, шли на террасу, и пир острого словца вперемежку с новостями из Кремля начинал свое неспешное движение. Дворецкий накрывал стол с простой, но очень качественной едой. Меню всегда было стабильным: салат оливье, овощи, селедка, рыбка из таежных рек, холодец, потом суп, котлеты с пюре, рыба и пельмени.

Напитки в ассортименте — от виски до «Фернет бьянко», много вина, но предпочитали пиво с водочкой, несмотря на диеты и здоровый образ жизни. Парились группами по интересам: думцы с банкирами, металлурги с нефтяниками, кто вообще не парился, сидел за столом, разминаясь водочкой, под хохот рассказывали истории, которых у всех было в избытке. Иерархии и чинов никто не признавал: писатель мог перебить олигарха, которого внимательно слушает всенародно избранный. За столом царили сумбур и пиршество острого словца, это ценилось не меньше блокирующего пакета акций — этим за столом удивить было трудно.

Меньше чем пол-ярда за стол не попадало. Один член банного сообщества держал на гонораре известного юмориста, который каждую неделю готовил хозяину свежий анекдот или занятную историю. Обсуждали кино и книги, реже — президента и национальные проекты. Общение было дружеским и нежным, хотя за столом могли оказаться люди, не терпящие друг друга, но Лесник своим талантом примирял всех, ровно оделяя любовью и художника, и сенатора. Талант его собирать людей был уникален.

К нему ехали все, там иногда решались большие дела, его баня — особая зона, где без трусов, без постов и мест в «Форбсе» люди становились настоящими.

Если бы можно было сделать прямой эфир из бани, то люди, глядя, как акулы капитализма бросаются в бассейн, как когда-то на Оке или на Днепре, приняли бы их за резвящихся дельфинов.

Статистическая особенность состояла в том, что москвичей по рождению среди них было мало, в основном они были приезжими (то есть лимитой по-старому), их жажда жизни и неукротимая воля привели их наверх, они все понимали, что назначены, как комиссары после революции, но буржуазное разложение уже коснулось их пролетарских сердец. Иногда они ворчали, что народец им достался не очень, но, как говорил великий вождь и учитель, «других писателей у нас нет».

Но пора вернуться к нашему основному герою, дворецкому.