В лесу было накурено... Эпизод IV

Распорядок дней недели у Сергеева был железнее тюрьмы строгого режима: понедельник — день личных переживаний, вторник — преферанс с компанией друзей студенческой поры, среда — стирка и уборка, четверг — секс с приходящей Ниной, строго с семи до десяти. Сначала ужин, потом прелюдия, всегда одна и та же: он сажал ее голую на телевизор, и она сидела с раздвинутыми ногами, а он смотрел на нее вместо программы «Время» — вот такой затейник, бляха-муха. Если у него возникало дополнительное желание после десяти, он не продолжал, заканчивал свидание, не нарушая заведенного порядка. Нина уходила, он готовился ко сну и засыпал на правом боку, следуя рекомендациям своего врача не нагружать сердце.

В пятницу он устраивал ужин с друзьями и их женами, всегда с водкой, жареными курами и пением под гитару песен КСП (туристские песни про туман и запахи тайги), пел он плохо, играл еще хуже, но старался, и все терпели, как интеллигентные люди, потом он рассказывал анекдоты, которые много лет собирал и записывал — их накопилось не один десяток, он разработал форму записи, систематизировал их по разделам: про евреев, про Чапая и так далее. Анекдоты по записной книжке слушать было невыносимо, потом все уходили, Нина садилась на телевизор и после ехала в метро, надеясь когда-нибудь остаться у него навсегда.

Единственной страстью Сергеева была коллекция сигаретных пачек из разных стран и континентов. Большей тупости, чем коллекционирование, придумать нельзя — тысячи коробочек стояли в стеллажах в его комнате, он, лежа на диване, всегда их видел, помнил историю их приобретения; он вообще знал много историй о том, что курил тот или иной мудак из всемирной истории. Сам Сергеев не курил, а только собирал пачки и радовался новым, как ребенок: гладил их, чистил, перебирал. Однажды у него ночевал брат из Воронежа и ночью взял сигарету из коллекционной «Новости», сделанной эксклюзивно для Брежнева, когда тому уже запретили курить. Он хотел убить брата, но не смог, однако больше о нем слышать не хотел и даже не поехал к нему на похороны.

Еще он болел за футбол. Сам не играл, но считал себя крупным специалистом, знал футбольную статистику — кто, кому, когда, в каком году какой ногой забил. Кому было надо это знание, не знаю, но он очень этим гордился.

Он принципиально не заводил детей, считая, что они станут его жалкой копией из-за женщины, которая смешает свои гены с его, испортит породу, которой он дорожил, — тогда еще не было моды изучать свою родословную, а Сергеев свою знал, как сборную Кореи на чемпионате мира, и гордился, что его предки служили царю, доставляя царские указы по всей России.

Как и его предки, он тоже работал по связи — на телефонном узле главным инженером. Работу любил за возможность оказать услугу и кое-что получить взамен. Перед ним одним в его кабинете пела Бабкина, Жванецкий на 8 Марта читал работникам узла свои перлы за отдельный номер, не спаренный с соседями, директор фабрики «Ява» лично приносил ему новые пачки экспортной продукции. Он был всемогущ, и это его вдохновляло.

Жизнь катилась ровно и плавно, расписание неделя за неделей выполнялось неукоснительно, но однажды Нина слезла с телевизора, и там затанцевали «Лебединое озеро» в пять часов утра, начался путч, и Сергеев пошел к Белому дому защищать демократию. Он, конечно, как член партии, верил, что можно кое-что поправить, был против развала Союза, хотя никогда не был на Дальнем Востоке и в Душанбе, но крепко понимал, что нельзя отдать ни пяди земли. Он провел три дня у стен Белого дома, получил от Ельцина медаль и гордился, что его руками остановили развал страны.

Произошло чудесное превращение: скромный чиновник связи стал акционером большой сотовой компании, превратившись со временем в микроолигарха с неограниченными возможностями. Теперь у него дом в Малибу, целый этаж под коллекцию сигаретных пачек, он ловит рыбу, как герой книги Хемингуэя «Старик и море», иногда дома поет песни под гитару, его слушает управляющий малаец, не понимающий ни слова. Жениться он не стал, и в новой жизни по старому распорядку, в четверг, в дом привозят двух филиппинок, умелых и нежных. Единственное, о чем он жалеет, — на плазму никого посадить нельзя даже за деньги, технический прогресс лишил его старой привычки увидеть мир через влагалище.

Нина не дождалась крутого взлета Сергеева, тоже живет в Америке с афроамериканцем-юристом, тихо и без пафоса, шоколадные ее дети не нравятся дедушке, ветерану войны, да и зять тоже пугает своей инородностью, а что поделаешь? Надо молчать и терпеть. «Чтоб он сдох, этот Горбачев, со своей перестройкой!» — так часто думает старик, а другие, совсем наоборот, почитают Михал Сергеича как живого бога.

Секс по телефону