– Ой, как интересно. Я-то думала, ты просто решил полакомиться нежным мяском невинного ребенка, а оно вишь как обернулось… И ты, зная, кто я, осмелился на меня напасть? Смело. Безнадежно глупо, но смело. Но вот с чего бы такое внимание к моей скромной персоне? Что-то не припомню, чтобы за последние сто лет моя дорога пересекалась хоть с одним оборотнем. Ну же, Вольфи, расскажи лучше сам. Если ты и впрямь слыхал обо мне, то должен знать: я все равно вытяну из тебя все, что мне требуется. Так что давай сделаем это наименее неприятным для тебя способом.
– Это был заказ.
– Та-ак! Что ни шаг, то все чудесней! И кто же этот безумец, у которого хватило наглости
– Фрау Бреннессел [2] .
Глаза названной Владычицей Тюке сузились.
– Старая мерзавка! – прошипела она. – Неужели она наконец поняла, что Шварцвальд становится тесноват для нас двоих? Или просто решила проверить, хорошо ли я затвердила ее науку?
– Мне она не рассказывала, – дернул уголком губ оборотень.
– Догадываюсь. Не хватало еще, чтобы моя выдающаяся бабка докладывалась воняющим псиной недоумкам!
Вольфганг яростно зарычал, показав чересчур крупные для простого человека клыки. В тот же миг невидимый удар опрокинул его на спину с такой силой, что захрустели кости.
– Ах ты, блохастая тварь! – нога девочки с не детской силой наступила на горло распростертого вервольфа. – На кого зубы скалишь?!
Рычание перешло сначала в бульканье, потом – в натужный хрип. Лицо Вольфганга побагровело, глаза вылезли из орбит. Казалось, еще чуть-чуть – и с ним будет покончено, но в самый последний момент Тюке передумала и убрала ногу.
– Стоп! – задумчиво произнесла она. – А не в этом ли все дело?.. Эй, ты! Что ты должен был принести старой ведьме в доказательство моей смерти?
– Хрустальный флакон, который ты носишь на шее, – прохрипел Грау.
– Я так и знала! – торжествующе воскликнула девочка. – Ну конечно, карге нужна моя капля живой воды. Свою-то она потратила давным-давно, лет шестьсот назад. А потом вспомнила о родственниках.
Тетки мрут и сестры мрут,
Для племянниц гроб несут.
Только каплей не своей
Старость обмануть трудней.
Что за чудная игра:
Дочек убивать пора!
Из этих самых дочек моя матушка была старшей и тем не менее – или именно поэтому – продержалась дольше всех. Теперь, значит, бабуся опять стала дряхлеть и решила, что настал мой черед. Что ж, как ни жаль мне своей чудесной капельки, но такого случая избавиться от милой родственницы больше может не представиться.
С этими словами она достала из-под воротника платья тонкую серебряную цепочку с граненым флаконом из горного хрусталя размером в фалангу детского мизинца. На дне его маслянисто переливалась опалесцирующая жидкость. Рывок! – и цепочка лопнула.
– Все должно быть достоверно, – пробормотала Тюке. – Старуха бы ни за что не поверила, что он способен расстегнуть замок своими лапами. – Кинжал! – не глядя на вервольфа, приказала она, вытягивая руку. Вервольф молча повиновался. Колдунья подцепила притертую пробку флакона лезвием и осторожно извлекла ее. Потом закатала рукав платья и едва прикоснулась кинжалом к запястью, что-то еле слышно шепча. Из пореза выступила одна-единственная крупная капля крови и застыла, похожая на ягоду клюквы.
– Нет ничего страшнее, чем родная кровь, заклятая на убийство, – пояснила Владычица, приставляя открытый флакон горлышком к ранке. Еще несколько непонятных слов, и капля крови скользнула внутрь, мгновенно смешавшись с содержимым флакона.
– Готово! – торжествующе воскликнула Тюке. – Держи! Отнесешь это Фрау Бреннессел, да не вздумай рассказать ей о нашей маленькой шутке, слышишь?! Иначе в мире не найдется такой муки, которой я не подвергну тебя, когда поймаю.
Подождав, пока вновь ставший волком Грау скроется в кустах, колдунья некоторое время смотрела ему вслед, а потом принялась вырезать кинжалом причудливую фигуру на мху:
Зло с добром играют в прятки, —
бормотала она, —
Значит, в мире все в порядке.
Кто б ни выиграл в день прекрасный,
Приз вручаем шапке красной.
Трут и огниво нашлись все в той же корзинке… хотя чего там только не было! Не во всякой драконьей пещере, омуте водяного или сокровищнице кобольда можно было сыскать столько удивительных и опасных вещей, как в корзинке Тюке из Шварцвальда. Уже через несколько минут на полянке горел небольшой костер, и вряд ли стоило удивляться тому, что от его пламени, походившего на причудливый сиреневый цветок, по земле расползались во все стороны колючие веточки инея. Колдунья вновь запустила руку в корзину и бросила что-то в огонь – то ли пучок седого мха, то ли спутанный моток ниток, то ли клок длинной шерсти, и молниеносно отвернулась, защищая глаза от нестерпимо яркой вспышки. А когда, спустя тридцать ударов сердца повернулась вновь, на месте костра стояла мощная коренастая фигура.