В лето 6731...

А чего я хочу? Да, по сути, и ничего! Может монголов нагнуть? Да сдались они мне. Не пустить на Русь – пожалуй, хочу. С ними бы равноправно дружить. Разные культуры, технологии и тут Русь на их стыке – сильная богатая Русь. И через нас идут караваны с бумагой, порохом, нефтяные трубопроводы, нефтедоллары. Медленно схожу с ума. Если бы не просачивающийся свет через плетень, был бы уверен, что прошло уже не меньше двое суток. Рассуждать логично уже не было силы.

Родина, еду на Родину, пусть кричат уродина…

А что, если сказать, что я прорицатель, нагадать что-нибудь из событий – и в святые? Молитвы подучить и вуаля – на Руси пророк! Нет, тут так не станешь почитаемым. Вот, к примеру, развалить великую страну, быть убитым, как и миллионы бывших своих граждан и святой! Как Николай 2. Нет, тут нужно идти через лишения и очищения, ни разу не ошибиться, всегда быть праведным. И то можешь и не быть святым. Так что путь такой не по мне, тем более с моей любвеобильностью. Эх Божана… Ты-то где? Где Тургеневская женщина, которая на край света за своим романтиком-утопистом пойдет.

Эй, начальник!

– Чаво арешь-то? – пробурчал старческий голос сверху.

– А кормить то будут? В тюрьме вон ужин – макароны дают! – прокричал я невидимому собеседнику.

– Ты чаво там лаешься, безбожник, и не Макар я, а Матвей, а што табе Макар дает-то? Сяди там, не положено гутарить. А что ты наробил та, отрок? – сам себе же противоречил собеседник.

– Да, дядько, татей порубил, – ответил я. Хоть с кем поговорить, может, чего у любопытного охранника узнаю.

– А кольки татей-то, а аружно, али конно? – не унимался пожилой ратник. Его голос выдавал одинокого, но любознательного старичка, которому и поговорить нескем.

– Оружно, дядько четыре, одного поранил, – сказал я.

Через некоторое время плетень отодвинулась, и чуть ли не скатываясь сверху в зиндан, плотненький седобородый ратник согнулся и стал рассматривать меня как диковинного зверя.

– Брешешь! – после осмотра тоном эксперта заявил старичок.

– Можа и брешу, посидишь тут седмицу и не так брехать станешь, – философски заметил я.

– Ты это, можа пити, али ести? Токмо у меня сухари, да водица. А ты боярин али купец, али смерд? Чудна адежа, не розумею кто ты, – Опять перепрыгнул с темы на тему старичок.

– Пить можно, Христа ради. А я сын боярский, а батюшка мой ратился с сарацинами, да и згинул, – ответил я, придерживаясь своей легенды.

– Ой, сиры, а пить зараз. Дак ты татей порубил? – уже скрывшись из виду, отдаляясь, кричал ратник.

Ну и как тут отвечать. На один вопрос ответишь – пять вдогонку.

– Матвей, а пошто тут яма открыта, – послышался голос еще одного человека. Конечно, один старичок не может быть на охране. Видимо, напарник. – Слыхал, двух з десятка Федара тати забили, да Евлампия токмо зарубили, а Еремея посекли, дак вон ляжить, болезный. А татя того изловили.

– Што ты брешаш? Коли изловили, так его сюды кинуть. А тута вона отрок татей порубил ажно чатыры! – ответил Матвей.

– А коли он татей, дык чаво кинули у яму? Вот так, – наставительски закончил собеседник моего старичка.

Через минуту лицо Матвея показалось вновь, и он еще пристальней рассматривал парня, однако, ничего не говоря закрыл яму плетнем и ушел. Вот так и закончилось человеческое общение. Остается только с собой беседовать.

Сколько я еще просидел – не понять, но солнце, видимо еще не скрылось, только светить стало не ярко. Может и облака закрыли светило, а может уже вечер. Часы-то я перед уходом спрятал в свой маленький сейф. Думаю, до универсального кода 11112222 не додумаются аборигены. Подумал, что, если что – пусть в относительной сохранности побудет. Болгарки тут нет, а как открыть изделие 21 века иначе не представляю.

– Эй, отрок, хватай, – прокричал незнакомый голос и в темноте мне сбросили веревку.

А я, оказывается закимарил, через открытую яму показалось звездное небо.

Встать было тяжело, ноги затекли, рук практически не чувствовал. Вот же изобретение – зиндан! Да через пару дней мне и по лестнице от сюда было бы не вырваться. Как там показывавали в будущем голивуде? Сидит сиделец в яме год, а потом всех нагибает – и вперед. Бегит, скрывается, сражается. Не верю, что так возможно. С моей регенерацией и молодым организмом я и через сутоки еще день реабилитироваться стану.

С большим усилием я ухватился за веревку и подтянулся.

– Во, а ты лествицу неси, лествицу неси, аки бер лазе, – комментировал мои неловкие потуги подтянуться неизвестный охранник.

Когда я вылез, мне дали воды, и стоило больших усилий хотя бы отмыть кровь, которая засохла на голове и лице. Да и отмыл ли все? Зеркала не предложили. А я бы предложил за гривен так двадцать, нет за сто.