В лето 6731...

– Выход пред столы! – прокричали за дверью, откуда доносились звуки веселья, характерные для застолья. А еще – оттуда повеяли ароматы жареного мяса, духмяных каш, хлеба и порогов. У меня даже немного закружилась голова, жена, видимо, оказалась в схожей ситуации.

– Ходьте! – сказал Еремей и открыл двери.

Я взял за руку жену, и мы вышли.

– А хороши! Добре! Любо! – причитал нарочито громко Войсил.

Потом началась очередная порция церемоний. Преломление хлеба, что съесть не дали, благословление Войсила и Агафьи Никитишны, которая даже прослезилась. На нас одели полотенце, которое назвали «ручником», потом связали мою левую и правую руку Божаны. Посадили за стол на центральное место, но не налили, не наложили еду. Сидеть за полным, прямо ломящимся столом и не поесть? Хотелось прямо прокричать: «А вы, господа, знаете толк в извращениях!», вот только сдержался.

Вышел опять мужик со шкурой медведя и стал демонстрировать свои экзерсисы. Рычать, якобы пугать присутствующих, тереться об углы. Я же чуть скосился, чтобы не сорвать «покерфейс» и быстренько взглянул на собравшихся. За столами было человек под пятьдесят. Кто это был? Не знаю. Только тысяцкий, да два десятника, которых я знал еще до перехода, в город. Филипп, его отец. Остальные люди были неизвестны. Возникал вопрос: «Это как же так быстро организовать? Таланты. А я еще думаю о себе, как о неплохом администраторе для этого времени! Наивняк!

Через примерно час женщины, возглавляемые Агафьей Никитишной, с какими-то песнями развязали наши с Божаной руки и увели мою жену. Я уже было начал жадно озираться на стол, уверенный, что уже можно поесть, но как стояла еда поодаль, чтобы я не дотянулся, так там и осталась.

Зато все сорок минут, в течении которых я одиноко сидел в компании пятидесяти едоков, рассматривал еду. Из того, что я рассмотрел – были каши. На центральном месте стояла гречневая каша и, как можно понять из уже остатков – самое востребованное блюдо. Еще были тарелки с овсяной кашей из цельного зерна. Рыбы, гусей, тушеного мяса и жареных поросят было просто очень много. А еще очень много кувшинов с разным наполнением. У гостей же были поголовно серебрянные кубки, которые наполняли вездесущие молодые женщины.

Через еще минут сорок вышла Божана с укутанными в странный головной убор волосами, которые были переплетены. Длинная могучая коса сменилась двумя или даже тремя – под таким ракурсом не рассмотреть. Жена молча села возле меня. Да – три косы!

– А не треба уложить венчаных? А друзи мои? – прокричал уже слегка захмелевший Войсил.

– Да! Да! – прокричали все.

Первым со своего места сорвался Еремей, который последний час пихал в себя все съестное как в последний раз и успел не меньше четырех кувшинов опустошить. Свидетель сидел рядом со мной, но вот я не мог дотянуться до всей той еды, что стояла возле могучего богатыря, да и не успел бы.

Еремей ушел, но буквально через минуту вернулся. Под скабрёзные но незлобивые шуточки мы ушли из пиршественного зала. Еремей привел нас в просторную горницу, где было большое ложе с лежащей шкурой медведя сверху. Наш дружка ударил шкуру плеткой и ничего не говоря вышел за дверь.

Я огляделся, и первым делом хотел навалиться на еду и питье, которые стояли рядом с ложем, но обратил внимание на молчаливую жену, которая стала на колени, опустила голову и протянула мне плетку.

– Ты чего? Божаночка, встань! – попросил я и попытался поднять жену.

– Невместно, невместно, прости! – стала протестовать Божана. – Калину красную честному люду не покажешь. Бей меня.

– Не буду, – категорически сказал я. – Хочешь обряд? Давай плеть!

Я взял плеть и сделал вид, что бью и откинул этот инструмент садо-мазо. Божана подскочила и безмолвно опять покорно поднесла плетку. Это продолжалось три раза, а потом жена сама оголила спину и силой три раза полоснула себя. На мои попытки остановить ее, только просяще посмотрела на меня, а в глазах боль. Хотелось помочь, вывести жену из этого состояния, но осознавал, что бессилен. Пока бессилен, но я сделаю эту женщину счастливой!

– Ну, досыть, давай снедать! – сказал я после паузы, когда мы играли в гляделки. Молчание затягивалось и нужно что-то делать. И ничего лучше не вдохновляет, как сытно поесть после целого дня голодания. Я жадно посмотрел на курицу, хлеб и кувшины.

Был на Севере Руси обряд, когда разламывают курицу и хлеб напополам в символ плодовитости. Я так и сделал и жадно вцепился в свою половину курицы. Большую же часть хлеба Божана забрала для коров – тоже по поводу плодовитости.

Ну а потом…

Да устали мы так, что и хватило-то сил на один раз «потом». Тем более, что Божана так суетилась, не зная как помочь, что делать, что пришлось потратить некоторое время на ликбез.

Между тем, я был счастлив, и даже не хотелось думать о будущем, о прошлом, только наслаждаться настоящим. Люди не умеют наслаждаться жизнью, часто замечают только негатив, а в жизни много радости и счастья. Вот я в чужом времени, перед судьбаносными событиями, с непонятными, даже мутными перспективами. И я – счастлив!