Пока я все это наблюдал, пушки вновь перезарядились и дали залп, команд по перезарядке пока не последовало. Может, это было и правильно, так как на поле уже началось избиение. Выстроенные на расстоянии ста метров лучники и арбалетчики, практически не целясь, пускали свои стрелы и болты. В это время наша конница перестроилась и, перехватив рогатины, устремилась в атаку. Удар был смертельным. Строй конных русичей прошил уже пытавшихся уйти противников и уже заканчивал разгром. Вот только «дружеский огонь» скосил нескольких всадников и с этим нужно будет разобраться. На поляну выходили отряды пеших марийских воинов. Наши пешие начали перестраиваться, конница опять распределилась на два отряда, которые заняли позиции по флангам. Сражение пошло уже не по сценарию.
Да, мы разгромили большую часть конницы марийцев, но их количество все равно было еще больше нашего и надеяться только на индивидуальную выучку не приходилось. Я взобрался на самую высокую точку на одну из телег, кое-как примостился и начал прицеливаться в противника. Несмотря на то, что марийцы стояли в строю, я так и не осмелился палить в белый свет. Расстояние в километр для меня было непреодолимым для прицельной стрельбы. Можно сделать пристрелку, пустить кучу боеприпаса на это и не факт, что получиться что-то путное.
Тем временем Великобор, а именно он сейчас командовал войском, начал тактическое отступление. Филипп был ранен, я решил проконтролировать пушкарей, да и получалось у старшего сына почившего Войсила хорошо, точно мое вмешательство не будет на пользу. Пехота в строю отходила ближе к вагенбургу. Марийцы медлили, пока не прозвучал сигнал, и они рванули вперед. Наша конница отошла за вагенбург, а в лес рядом с всадниками ушли несколько десятков. Вероятно, Великобор опасался неожиданной атаки противника из леса.
— Разойдись, отошли, в стороны! — кричал я, теряя терпение. На траектории выстрела пушек стоял строй наших пехотинцев.
Наконец, несколько воинов обратили внимание на мои крики и начали что-то обсуждать. А тем временем Клык уже командовал заряжать ядра. Он, видимо хотел посмотреть и эффект от попадания ядер во врага, хотя, на мой взгляд, эффективнее картечи на данный момент нет.
Воины неохотно стали растекаться в стороны, когда уже пушки были заряжены. Как только Клык посчитал, что просвет в строю достаточен, прогремели два выстрела и ядра устремились в перешедшую на бег лавину марийских воинов. Эффект был ошеломляющий. И даже не важно, что картечь могла унести больше жизней врага, но так ужасающе — не получится. Два ядра, ударившие по строю пеших разорвали в клочья человеческие тела, встреченные на своем пути, ошметки человеческой плоти разлетались вокруг и многие пехотинцы останавливались от ужаса. В такой момент деморализации противника можно было ударить конницей и вообще расстроить ряды наступающих, но Великобор посчитал иначе.
Через несколько минут противник уже достиг прицельной дальности луков и первым открыл огонь. Я же попросил главного артиллериста Клыка не спешить с выстрелом. Всего пороха осталось не больше чем на два залпа и пушки превратятся в груду металла. И вот, когда противник начал обстрел из луков, подойдя на расстояние в двести метров от нашего строя, громыхнуло еще раз. Стоящие по центру ряды противника исчезли. Картечь с такого близкого расстояния брала жестокую плату. Противник пошатнулся, и задние ряды марийских воинов начали отступление. Прозвучал рог и русская конница, усиленная мордвинскими молодыми ребятами, которых я вообще хотел оградить от столкновений, начала преследование.
Однако, полнейшего разгрома и захвата обозов не случилось. Наша конница натолкнулась на сопротивление, организованное в направлении вражеского лагеря. Конница отошла, потеряв не менее трех десятков ратников.
Началось стояние.
День клонился к закату, когда рыскавшие по округе отряды конных оповестили, что в лагере противника началось шевеление и даже признаки сечи. Только уже, когда ночь вступила в свои права, со стороны марийцев из леса выехал небольшой отряд с факелами и направился в нашу сторону. Не доезжая метров пятьсот до уже выстраивающихся наших воинов, делегация остановилась.
— Пойдем? Али как? — спросил меня Великобор. А я даже не услышал его приближения ко мне из-за спины.
— Так! — незатейливо ответил я.
Выехали пятеро, по числу марийцев. Я настоял, чтобы Бер ехал с нами — психологическое давление. Действительно, это были парламентеры, которые сходу наехали: «Какого черта вы тут делаете на нашей земле», «Мы ничего не знаем о разбойниках, которые на вас напали» и так далее. Мы же послушали и молча начали разворачивать коней. Нас окликнули, причем говорили на русском языке и без какого-либо акцента.