В лето 6733

Взяв же крепость в осаду, мы сильно рисковали, так как до Новгорода не так уж и далеко и помощь гарнизону Ладоги, который был исключительно из шведов, может прийти в течение недели. И это время уже подразумевает плохие дороги после дождя. Только вот дожди сменились устойчивой жаркой погодой, и земля моментально высыхала.

Информация, которую получали от крестьян и горожан, которые не успели по разным причинам укрыться за стенами города, была не радостной. Шведский гарнизон был увеличен буквально за три недели до нашего прихода. В крепости должно хватать провианта, так как местные с завистью наблюдали, как разгружались корабли, полные мукой, овцами, свиньями. Сейчас в городе не менее пяти сотен шведских воинов, которые хорошо вооружены. Привлечены к обороне и местные жители, но им особо не доверяют и используют в качестве подносчиков и грузчиков. А вот иностранцы, которых в Ладоге было, по словам местных, не менее ста человек, вооружаются и готовы к сопротивлению.

— Что скажете? — спросил я у собравшихся на военный совет.

— Треба брать крепость на щит, иного не ведаю, — сказал командующий княжьей дружиной тысяцкий Никита.

— Людей положим вельми много, а град не возьмем, — задумчиво сказал я.

Я старался придерживаться принципа «критикуя, предлагай», но не сегодня. Уже попробовали подойти десятком разведчиком со стороны реки, где крепость не имела вала, и стены казались пониже. Думали, что можно подойти вплавь, оставить под маскировкой арбалеты, болты, мечи, веревки с кошками. Уже позже не менее, чем сотней пробовать быстро взобраться на стены, когда основные силы будут отвлекать противника ложным штурмом. Но не получилось, лазутчики были обнаружены и уже дали счет нашим потерям — три разведчика были убиты просто снайперскими выстрелами, сделанными, скорее всего, на звук, так как в ночи увидеть наших людей было сложно.

Еще одни наброски к плану были отметены буквально сегодня утром. К одному участку стены крепости почти вплотную подходили заросли камыша. Двое разведчиков вполне нормально смогли подойти к крепости и там залечь. Однако уже отряд в два десятка ратных встретился с тем, что тропок в заболоченной местности было не больше двух и пройти большому отряду и залечь было просто не возможно. Так, чуть не лишились четырех разведчиков, которых пришлось спасать из трясины, чем себя окончательно и обнаружили.

Я скрипел зубами от бессилья. Три дня осады ничего не дали, кроме раздражения и нервозности. Шведы же подогревали недовольство в дружине проявлением своей «цивилизованности». То голую задницу покажут, то еще чего. Даже говорить противно. Только принявшие христианство, шведы могли креститься на пролетающих воронов, как спутников Одина. И говорить о истинности веры праведных католиков, которые по зову сердца и господа пошли в крестовый поход, явно не приходиться.

На четвертый день случилось важное событие, которое дало хоть какую-то информацию о том, что происходит вокруг. К крепости подходил явно потрёпанный шведский корабль. Мы узнали о нем загодя, так как были выставлены дозоры у устья Волхова. Даже три конных там было, из тех лошадок, что получилось реквизировать у местных. Клячи, конечно, но все же не на своих двух.

Захватить корабль получилось только с потерями. Лодки однодерёвки, которые были взяты у рыбаков из ближайших селений и наспех мобилизованы, быстро приближались к кораблю, из которого начали практически безнаказанно стрелять по спешащим к ним русичам. Пятнадцать человек безвозвратно потеряны, более пятидесяти раненых — вот результат атаки на явно потрепанный вражеский корабль. Да и захватить шведский драккар получилось только потому, что у них банально закончились стрелы и болты. Видимо, удача от нас отворачивалась.

Абордаж длился так долго, что не получилось захватить шведский корабль без привлечения внимания защитников крепости. Так рухнул еще один план захвата Ладоги через использование «троянского коня». Общее уныние и резкий упадок боевого духа в нашем войске была чуть ли ни фатальными. Особенно, после того, как урезали питание в связи с тем, что провианта первоначально было мало, а местные крестьяне вместе с живностью и зерном попрятались в лесах. Для них любой ратник — угроза. Будь то русич, или швед, все едино, когда забирают последнюю скотину.