На стоянке жарко горел костер, лошади спокойно что-то хрумкали, а ребятки мои рассказывали друг другу что-то смешное. Хороший день. Завтра начну изучать «мой холм». Только это ответит мне на все вопросы, хотя моя уверенность в том, что я «на месте» за сегодняшний день значительно окрепла.
Ночь прошла без происшествий. Правда, я вставал пару раз, осматривал окрестности в свой комплексный ночной и тепловизорный прицел, но ничего крупнее мыши не увидел. Да и лошади вели себя спокойно.
За завтраком я спросил:
— Снегирь, или ты, Митяй, не знаете как княжества наши свои границы помечают?
— Так, везде по-разному. Обычно на больших дубах, у дорог вырубают кресты.
— И Новгород на дубах?
— Не-ет. У нас климат другой, сырой да холодный. Любое дерево довольно быстро сгнивает, даже дуб. Да и дуба-то здесь практически нет. Тут знаки нужны более долговечные.
— Это какие же?
— Тоже крест выбивают, тоже у дорог, но только не на дереве (даже дубе), а на каком приметном камне или скале какой.
— Вот этот валун подойдет?
— Так-то да, только граница новгородская далеко отсюда, за Новым Торгом проходит. Да и гранит это, твердая порода, но зернистая. По-чухонски гранит означает «гнилой камень». Вырубленные на нем знаки постепенно стираются.
И тут я вспомнил Крестовый камень, что показывал нам проводник, когда мы еще в той жизни студентами путешествовали по Карельскому перешейку. Это был довольно большой камень, размерами, наверное, в 3–3,5 метра, имевший форму двухскатной крыши и лежал он на небольшом пригорке примерно на 27-м километре шоссе, ведущего от Финского залива в сторону Приозерска, в обширной, покрытой густым лесом ложбине. У восточного ската этой «крыши» хорошо были видны выбитый на камне крест и остатки второго креста. Их нанесли в качестве знаков, обозначающих границу, после заключения двух договоров со шведами (в 1323 и в 1595 годах). А вот, с другой стороны, следы от шведской короны в виде распустившейся лилии еле угадывались. Теперь понятно почему: камень тот тоже был гранитный. Со слов проводника-экскурсовода, таких валунов вдоль границы было не один десяток. Где они теперь?
В мое время произошли значительные изменения в климате этих мест. Значительно уменьшилось количество осадков. Кто в этом виноват, сказать не могу, но полагаю, что без влияния проведенных здесь крупномасштабных процессов мелиорации не обошлось. В результате повсеместно снизился уровень воды в водоемах и почве, что привело к высыханию и деградации болот, озер и водных источников. Это просто не могло (в значительной мере!) не изменить ландшафт этих мест. Не знаю, существует ли в моем времени это озеро, если да, то наверняка изменился состав окружающей его растительности, за прошедшие 800 лет холмы наверняка «просели» и изменили свои очертания. Стало возможным проложить дороги, там, где их невозможно было сделать. Но вот этот валун вряд ли куда делся, мог, конечно, уйти в землю, но ненамного. Надо бы на нём какую-то отметку сделать, чтобы потомки смогли это место отыскать, вот эту границу, дальше которой я монголов не пущу.
Может и этот каменюка зарастет мхом, да и будет лежать в лесной глуши. Но я уже принял решение. Более заметного камня близко нет. На его скате и выбьют каменотесы на все века крест православный во славу того, что здесь происходить будет. Вот и получится тот самый «Игнач крест». Прав был Сергей, похоже, что только так я, грешник, и оставлю о себе память. Вот и все. Имею я, в конце концов, хотя бы на это право или нет? По мне так имею. Ёкарный бабай!
Три следующих дня я посвятил изучению «своего» холма. Если смотреть сверху, то он напоминал трапецию с неравными боковыми сторонами. Большим основание он выходил на нашу стоянку, один бок был обращен к дороге, второй к озеру. А вот меньшее основание имело примыкающую к ней возвышенность в пол роста холма и площадью где-то 150 на 70 метров, а затем упиралось в зеленый хвойный лесной массив, край которого мне не удалось рассмотреть даже в бинокль. Практически весь холм был покрыт «корабельными» соснами, что говорило о том, что его верхним слоем, по-видимому, была супесчаная почва.