В лето 6746 года от сотворения мира

Но и новгородцы блюли свои интересы. Так, уже Новгородом, зарубежным купцам запрещалась прямая оптовая торговля с купцами из других русских княжества, а тем более из нерусских земель, при условии, конечно, что речь шла о сделках, совершаемых на подвластных Новгороду территориях. Посредником между ними в обязательном порядке должны были выступать купцы новгородские. За соблюдением этого правила, власти Новгорода следили очень внимательно и сурово наказывали, вплоть до «наложения оков» виновных в его нарушении. Да и самостоятельные поставки товаров за границу постепенно становятся правилом[9].

Тем не менее, торговля с гостями из «дальнего зарубежья» в Новгороде шла бойко. Иностранные купцы привозили в Новгород цветные металлы, лошадей, заморские, в том числе, французские, испанские, рейнские и греческие вина, правда, почему-то, как я уже говорил, в основном невысокого качества, сушёные фрукты, оружие, украшения, сладости, квасцы для дубления кожи и производства пергамена, и много еще чего. Особо ценились дорогие ткани, в частности, сукно, изготовлявшиеся в городах Фландрии — Ипре, Генте, Брюгге (в том числе уже упоминавшийся «скарлат»). Из пищевых продуктов ввозились балтийская сельдь, соль, а в неурожайные годы и хлеб. В свою очередь, из Новгорода вывозили мёд, лён, моржовые клыки, кожи, ювелирные изделия и другие товары, привозимые как с Новгородских земель, (т. е. территорий, находившихся под властью Новгорода), так и из Смоленского, Полоцкого, Муромского, Рязанского и других славянских княжеств и из-за их пределов. Но по объему и стоимости, основную часть «экспорта» составляли два товара: меха и воск. Меха спасали замерзающих богатых европейцев от холода, а восковые свечи были необходимы для освещения многочисленных европейских храмов и жилищ тех (довольно многочисленных) категорий людей Западной Европы, что могли себе такую роскошь позволить. Наиболее ценные меха считались штуками, иногда «сороками» (40 штук, которых, по идее, как раз должно было бы хватить на шикарную шубу), а самый ходовой товар — шкурки белок — тысячами и… бочками, куда таких шкурок входило до 12000 штук. Правда, в отличие от устоявшихся в моем времени представлений, выделка мехов оказалась в Новгороде XIII века все-таки не самого высокого качества. Видимо, это придет позднее.

Я решил ориентироваться при продаже своих зеркал все-таки на немцев, хотя со шведами у новгородцев торговые отношения складывались намного проще и свободнее. В моем выборе немалую роль сыграло то, что шведский рынок для моего специфического (и очень дорогого товара) показался мне, скажем так, недостаточно перспективным.

Стал наводить справки про Немецкий двор. Оказалось, что постоянно в нем никто не живет. Приезжают купцы либо водным путем от Колывани (она же Ревель, а позднее — Таллин) и это путешествие занимает на корабле около десяти дней пути, либо добираются сухопутным путем (обозами из Пскова), что занимает порядка пяти дней.

Наезжают своеобразными «волнами». Первая волна начинается поздней осенью, иногда уже «по снегу». Таких купцов здесь называют «зимними гостями» и их статус очень высок. Обычно они остаются до самого начала весны, за это время успевают снять основные товарные «сливки» и уехать хорошо потратившись, но крайне довольными заключенными сделками. Вторая волна начинается весной с началом навигации. Этих купцов называют «летними гостями». Подбирали они то, что оставалось от «зимних гостей», да немного захватывали период, когда основные товары только начинали завозить в Новгород для продажи. Этих было больше, но сами «летние гости» были заметно беднее «зимних», отсюда и статус их был пониже. В эту зиму немецких торговцев из «зимних гостей» проживало в Новгороде почти полторы сотни. Среди них я выбрал двоих, что вели себя между собой как компаньоны и имели местную славу людей исключительно достойных, а, главное, богатых.

Ожидал, что их имена будут что-то типа Фрица, Ганса, Генриха, или, на крайняк, Томаса, но ошибся. Одного из них звали Горст (то бишь, «лесистый холм»). При этом он был под стать своему имени: крепкий, волосатый и маленький. Он чем-то походил на гнома, но без бороды. Второго звали Кипп. Я чуть не прыснул, ведь Кипп — это «живущий на холме». Вот ведь, свела же их судьба. Этот был почти с меня ростом, т. е. довольно высоким для своего времени, имел редкую шевелюру, но, не отличался худобой, что и позволяло им работать в паре с Горстом, не создавая между ними смешного контраста. Оба они ходили степенно, говорили медленно, но главное, они вот уже много раз приезжали в Новгород, подолгу жили в нем и уже обходились без переводчика.