В летописях не значится

Я благодарю и выхожу на негнущихся ногах. Но стоит дойти до холла, как странное оцепенение покидает моё тело. Я поступила. Цена этого очень горька, и я рада, что мне не пришлось делать сознательный выбор между сестрой и другими людьми, чтобы выявить суть. Произошли ужасные события, но они мне помогли. Это факт. И с этим нужно жить. Потому что мне есть ради чего.

К тому же где ещё найти нужное зелье, как не на факультете, куда меня определили?

7

Перед выходом из главного корпуса я глубоко вздохнула, приготовившись, насколько это возможно, к парочке молний, но на крыльце никого уже не оказалось. Обрадованная, я поспешила к дальнему корпусу, что ближе к воротам, втянув голову в плечи и ни на кого не оглядываясь.

Дорожки постепенно заполнялись народом, а я, вопреки здравому смыслу, смотрела не на людей, а под ноги, боясь столкнуться взглядом с очередным желающим пошутить.

Нужный корпус изнутри оказался очень светлым и приветливым. Бежевые каменные плиты плотно примыкали друг к другу, в кадках у широких окон пестрели самые удивительные цветы, а дежурный подошел ко мне сразу, как я перешагнула порог. Им оказался тощий беловолосый парень с очень тонкими чертами лица и ярким румянцем. Сразу подумалось, что у него есть примесь эльфийской крови, уж больно нетипичная внешность даже на мой посторонний взгляд. Как я уже успела заметить, многие местные имели смуглую кожу разнообразной степени интенсивности, и лишь такие вот светловолосые имеет светлую, практически молочную кожу.

Парень был одет в тёмно — зеленую мантию, украшенную нарядной серебряной вышивкой. Мне почему‑то показалось, что это парадный вариант одежды и он так вырядился только из‑за гордости от возложенной на него миссии по встрече новичков.

— Светлого дня, прекрасная адептка! — он широко улыбнулся, и я не смогла сдержать улыбку в ответ. — Я дежурный, адепт третьего курса специальности «Целительство», Милан Эливтэ. Покажите ваши документы, и я вас распределю.

— Светлого дня, адепт Эливте, — ответила я, протягивая ему свиток.

Он вчитывается на пару минут, а я успеваю заметить, что он здесь не один. Возле одного из окон болтают ещё двое адептов в зеленых мантиях, и периодически косят глазами в нашу сторону.

— Пройдемте в кладовую, адепт Митрэ, — говорит Милан, отрываясь от чтения свитка, и делает приглашающий жест рукой в один из коридоров.

Мы идём по такому же светлому проходу, а затем сворачиваем и по небольшой лестнице спускаемся вниз. Здесь под потолком застыли светящиеся холодным белым светом шарики, отчего становится немного неуютно. Мне даже начинается казаться, что я боюсь магии, и эта мысль мне категорически не нравится. Не хватало ещё в магическом мире обзавестись какой‑нибудь магофобией.

Наконец мы входим в узкую дверь светлого дерева, а за ней обнаруживается что‑то вроде широкого прилавка со стеллажами позади. Кладовщица, полная и очень низкая женщина средних лет, окидывает меня неприязненным взглядом.

— Что? — недовольно произносит Милан, тоже его заметив.

— Понаберут всяких, — фыркает она в ответ и, когда я уже приготовилась к отповеди в стиле «не буду обслуживать тёмную», говорит: — Мелкая и тощая. И узкая в плечах. Тут форму так просто не найдешь.

Она разворачивается и важно шагает к стеллажам, хотя сама такая же мелкая, разве что толстая и коренастая. Милан же тупо уставился на мою макушку, впервые осознав, что я ему только по подбородок. Но дальнейшие слова никак не относятся к этой ситуации:

— Помимо формы, вам выдадут карту территории, расписание занятий и список учебной литературы. В комнате вас ждёт первичный набор необходимых для зельевара приспособлений. Занятия начинаются послезавтра, завтра ещё один день набора, поэтому вы можете прогуляться по городу. Но вам нужно вернуться к семи часам вечера, в это время состоится инструктаж первого курса.

— Хорошо.

— Так же завтра по территории академии и особенно по территориям других факультетов гулять не рекомендуется, пока вы не ознакомитесь с основными правилами поведения в академии. Столовая начнет работать только в день начала занятий. Всё понятно? — голос Милана был строг, но на губах играла легкая улыбка. Ему нравилось учить новичков.

Вскоре из‑за дальних стеллажей появилась кладовщица. Она заставила меня примерить несколько пар черных туфлей, чтобы в итоге дать только одну, самую потрепанную, а затем и высокие сапоги из странной чешуйчатой кожи. К обуви прилагалась одна белая блузка, одни зеленые штаны грубой ткани, которые следовало заправлять в сапоги и носить в дни вылазок в лес или в теплицы, одну длинную зеленую юбку с высокой талией и вшитым широким поясом чуть ли не под грудь и длинный утепленный то ли сюртук, то ли пиджак. Так же мне вручили длинные перчатки из той же чешуйчатой кожи, что и сапоги. Примечательно, что мантии не было в составе формы. Наверное, её приобретали самостоятельно, чтобы покрасоваться на каких‑либо официальных мероприятиях.