Джен перешла к следующей полке. На ней стояли десять банок с тунцом, четыре большие банки арахисового масла, консервированные артишоки, стручковая фасоль, томаты…
И у самой стены бутылка водки «Кристал Хэд».
Водка осталась с юбилея Дэна в прошлом году. Джен считала «Кристал Хэд» глупостью – бутылки у них были в форме человеческого черепа и стоили в два раза дороже обычных, но Дэн настоял на покупке, потому что это была любимая марка его начальника. Конечно же Марти Каллахан на празднование не явился, что Джен должна была предвидеть. Марти и его жену Марину, украинскую модель-актрису-что-там-еще, она видела всего пару раз в жизни, и ей – но не Дэну – сразу стало очевидно, что они слишком шикарно живут, чтобы крутиться в окрестностях Нью-Джерси.
Несмотря на это, Дэн весь вечер продержал водку в холодильнике на случай, если Марти все-таки приедет. Бутылку так и не открыли. Решив не возвращать ее в магазин, Джен спрятала ее в подвале.
А потом забыла о ней почти на год.
И вот теперь бутылка поблескивала из темных глубин полки. Джен отодвинула консервы, достала бутылку и взвесила в руке, не преминув отметить «тонкий» символизм: стеклянный череп с ее любимым напитком появляется ровно в тот день, когда она поклялась бросить пить навсегда.
Бутылка в виде черепа. Это что, пьяный Гамлет?
Джен покачала головой, чувствуя отвращение к самой себе, и поднялась с бутылкой на кухню, чтобы вылить водку в раковину.
Хлоя
Ученики старшей школы Линкольнвуда сорок минут торчали на газоне и прилегающей парковке и уже начинали беспокоиться. Согласно стандартной процедуре пожарной эвакуации, которой директор Славитт решил последовать за неимением более подходящего варианта, ученики разделились по классам. Но время шло, недисциплинированным ребятам стало скучно, они отправились на поиски друзей, и группы перемешались.
Теперь и учителя отходили в сторонку, собираясь по два-три человека, и раздраженно перешептывались о некомпетентной администрации, которая не может справиться с отключением электричества, из-за чего не действуют ни стационарные, ни мобильные телефоны. По правилам нельзя было закрыть школу, не проинформировав родителей учеников, а без телефонов, эсэмэсок и имейлов это представлялось невозможным. Не сигнальные ракеты же искать! Поэтому уже некоторое количество минут – поголовное отключение мобильных телефонов лишило людей способности определять время – ученики и учительский состав провели в неопределенности.
Отношение Хлои к ситуации со временем улучшилось. Конечно, ее злило, что контрольную, которая так хорошо у нее шла, прервали. Раздражение усиливала совершенно противоположная реакция одноклассников. Еще до того, как мистер Унгер строем по одному вывел их с третьего этажа на лужайку перед школой, хронические троечники, вроде Шона Холлистера, стали требовать переписывания контрольной. От мысли, что ее первый за несколько недель академический успех выкинут в мусорку из-за какой-то формальности, у Хлои разрывалась голова. Оказавшись на улице, она присоединилась к группе нытиков, окруживших мистера Унгера, которые пытались доказать ему ту или иную точку зрения на ситуацию с контрольной.
Поначалу это фиаско казалось лишь очередным слоем в дерьмо-сэндвиче, который Вселенная скармливала Хлое всю неделю.
Но потом все стало меняться. Мистер Унгер сдался под напором учеников и предложил переписать контрольную по желанию, обещая, что ничья оценка не пострадает, а те, кто был доволен своими ответами, могли продолжить с того места, где остановились, когда отключили свет.
Более того, Джош Хаузер оказался одним из троечников, требующих переписать работу, так что Хлое пришлось с ним спорить. Когда мистер Унгер сдался, их ругань превратилась в дружеские подколы.
– Да контрольная даже не была сложной! – сказала Хлоя Джошу.
– Шутишь, что ли? Да ты, наверно, политический гений. Эй! – Глаза Джоша расширились. У него были очень красивые глаза. Ярко-голубые, с крапинками серого. Если не считать спортивной фигуры, они были самой привлекательной чертой парня. – Будешь моим репетитором?
– Серьезно? – Хлоя не могла понять, шутит он или нет.
– Да! Это будет суперкруто! Сколько ты берешь?