В любви и на войне

Комнаты по-прежнему обозначались табличками, написанными от руки. Библиотека была гулкой и пустой, если не считать покрытых пылью полок. А читальный зал оказался неожиданно уютным, как дамская гостиная в эдвардианском стиле, с обоями в цветочек, письменным столом из красного дерева и небольшой жаровней в камине, на которой стоял большой эмалированный чайник.

– Есть что-то особенное в этом доме, правда? – заметила Элис. – У тех ребят выдавалось хоть несколько часов нормальной жизни, прежде чем они возвращались обратно в окопы.

Она легко представила себе большие диваны, мягкие кресла. Представила, как Сэм сидит с книгой, скрестив ноги, его брови сосредоточенно хмурятся, между ними, как всегда, залегла вертикальная складочка. Когда ей было шесть, а ему только четыре, она учила его буквам, а потом – научила читать. После этого каждый раз, видя его уткнувшимся носом в книгу, она испытывала гордость.

Минут через десять Табби вышел из кабинета с широкой улыбкой на лице, слегка пыхтя, потертый кожаный портфель теперь был так набит, что, казалось, сейчас затрещит по швам. Внезапно на ум Элис пришла мысль.

– А среди этих бумаг есть записи тех людей, которые приходили сюда? – спросила она.

– Конечно, – он ударил себя рукой по лбу. – Какой же я болван! И почему я раньше об этом не подумал? Именно за этим я и вернулся – за журналами посетителей. – Он поставил портфель на пол и открыл его, показав им пять книг в зеленых кожаных обложках.

– О! – вздохнула рядом с Элис Руби. – Представь, что, если…

– А где-то здесь, – продолжал Табби, – есть объявления, которые оставляли люди, которые искали своих друзей. – Он вытащил толстую папку, обрывки листков вывалились из нее и разлетелись по полу, как конфетти. – Вот они, – пробормотал священник, кинувшись собирать их. – Я знал, что их должно быть больше. Я старался связаться с каждым, кто приходил сюда, чтобы узнать, поддержат ли они новую организацию в Лондоне. Мы хотим попытаться сохранить тот удивительный дух товарищества, который был тут во время войны, но который, похоже, исчез в мирное время. – Он помолчал. Записки были уже собраны, его взгляд приобрел какое-то отсутствующее выражение. – Хотим сохранить память о тех, кто не вернулся домой.

У Элис пальцы чесались от нетерпения.

– А вы позволите нам взглянуть на эти записи, преподобный Клейтон?

– Конечно, конечно. Пожалуйста, называйте меня Табби, я никак не привыкну к тому, что ко мне обращаются «преподобный». Болтаю тут о своих планах, когда вы больше всего хотите найти какие-то упоминания о своих близких. Вот что я вам скажу, дамы, почему бы нам не взять их с собой обратно в кафе? Мы могли бы выпить – боже мой, я бы не отказался от чашечки чая! – Он достал платок и вытер лоб, блестевший от пота. – Там вы можете спокойно все просмотреть.

– Вы очень добры, – сказала Элис.

– Но сначала я хочу в последний раз помолиться тут, в часовне, прежде чем покину это место навсегда. Не хотите ли вы присоединиться ко мне?

* * *

– Осторожно на ступеньках, – воскликнул капеллан и быстро зашагал по крутой деревянной лестнице, больше похожей на стремянку.

Поднявшись наверх, они оказались в просторном чердачном помещении, где пахло ладаном и сухими травами. Побеленные наклонные стены отражали свет, который лился из окон с разных сторон.

– Этот чердак первоначально использовали для сушки хмеля, – объяснил Табби. – Когда мы решили устроить тут часовню, нам сказали, что это небезопасно, потому что тут может находиться одновременно только несколько человек. Но с Божьей помощью и с помощью нескольких дополнительных балок-перекрытий, которые установили ребята, мы доказали, что это не так. Иногда тут собиралось больше сотни человек. – Он медленно обошел вокруг, осматривая каждый угол, со скрипом провел пальцем по стеклу одного из пары полукруглых чердачных окон с двух сторон от каминной трубы, чтобы глянуть в сад внизу. – Боже мой, как чудесно снова оказаться здесь! – вздохнул он. – Видели бы вы это во всей нехитрой красе, дорогие мои! Мы получили такие щедрые дары: большой позолоченный канделябр, свисающий оттуда, – он указал на широкую верхнюю балку, – и пару великолепных подсвечников, сделанных из резных столбов по обе стороны алтаря. Мы использовали плотницкую скамью в качестве алтаря. Правда, разумно? Это не займет много времени, – продолжил он. – Присоединяйтесь, если хотите.

Он осенил себя крестным знамением и тяжело опустился на одно колено. Элис инстинктивно последовала за ним. В тишине она слышала лишь собственное дыхание. На нее снизошло спокойствие – словно шелковая шаль, струясь, окутала плечи и уняла устойчивое нервное напряжение.

Руби опустилась на колени и тихо замерла рядом с подругой. Тишину нарушали только птичьи трели в саду за окном.

Табби начал молиться, его голос показался девушке таким успокаивающим, таким ласкающим слух, какого она никогда прежде не слышала. После каждой фразы он надолго замолкал, словно задумывался.