В любви и на войне

Прежде всего, однако, нужно было забрать свои деньги у Гирта Питерса. Пекарь, несомненно, должен чувствовать себя в какой-то степени повинным в ее бедственном положении, и потому направит ее к Питерсу. Это будет очень неприятный разговор, Марта была в этом совершенно уверена. Но она не могла придумать иного способа вернуть свои собственные деньги.

Поблагодарив английского священника и рыжеволосую официантку за их доброту, они с Отто пошли через площадь. В южном углу площади, в тени зданий, расположились несколько продуктовых прилавков, около которых столпились хозяйки, прижимая к себе свои сумки и кошелки. Проходя мимо прилавка мясника, Отто резко застыл, разинув рот. Марта остановилась рядом с ним, тоже потрясенная. Она уже много лет не видела такого изобилия. Тут бы хватило свежего мяса, чтобы накормить целую армию: огромные куски баранины, свинины, телятины и говядины, свежие блестящие кроваво-красные срезы мяса испещрены прожилками сливочно-желтого жира. Сверху за лапки были подвешены потрошеные куры, утки и какие-то мелкие птицы, которых она не узнала. Чуть дальше виднелись прилавки, уставленные подносами, полными мерцавшей на солнце серебристой рыбы, угрей, свежих коричневых креветок, а также большими ведрами блестящих сине-черных мидий.

Искусно выложенные пирамиды фруктов и овощей поражали всеми цветами радуги: салатные листья всех оттенков зеленого, яркая оранжевая морковь, бледно-кремовый цикорий, темно-бордовая свекла, светлые ароматные корни сельдерея, ранний картофель со сладкой белой мякотью, проглядывавшей сквозь тоненькую пыльно-коричневую кожуру, рубиново-красные сливы и желтовато-коричневые яблоки. Они снова остановились, очарованные видом стольких деликатесов.

Отто потянул ее за рукав.

– Можно нам купить яблок, мам? – прошептал мальчик. – Или слив?

Она не ела слив три, а то и четыре года. Рот наполнился слюной при мысли о том, как она вонзает зубы в сладкую, податливую сочную мякоть и медовый сок течет по подбородку.

Только когда она стала в очередь, Марта заметила косые взгляды и услышала шепот за спиной. Она пыталась игнорировать их; в конце концов, она имеет такое же право стоять в этой очереди, как и любой другой, и всего-то хочет купить несколько слив.

Женщины проталкивались мимо нее, пихая ее локтями, и некоторое время Марта терпеливо сносила это. Но спустя несколько минут, когда ее оттеснили в сторону, она решила воспротивиться. Она протянула руку с монетами, как и все остальные, демонстрируя монеты на ладони. «Мои франки не хуже их денег», – подумала она.

Но даже теперь продавец за прилавком избегал встречаться с ней взглядом, и в ее сердце начал закрадываться холодный страх. Неужели слухи успели поползти по городку?

– Извините, – громко сказала она на своем лучшем французском, – взвесьте мне полкило слив, пожалуйста.

Головы повернулись к ней, гул разговоров в толпе тотчас стих. Долгое время торговец колебался, не зная, как отреагировать на глазах своих покупателей. Наконец он пошевелился, схватил горсть фруктов, сунул их в свернутую в конус газету и протянул ей.

– Двадцать центов, – бросил он сухо.

Толпа расступилась, позволяя ей пройти, и, толкая Отто впереди себя, Марта выбралась из очереди. Когда они уходили, она слышала, как покупатели зашумели с новой силой. Она ускорила шаг, боясь услышать, о чем они говорят.

* * *

Теперь, когда они подошли к пекарне, ее желудок снова забурлил от нервного спазма. Признают ли они в ней ту самую женщину, которая приехала посетить немецкую могилу? Через окно она видела, как мужчина обслуживает других клиентов. Она подалась назад, сделав вид, что рассматривает витрину, пока не ушли покупатели.

Когда они заходили в этот магазин раньше, они видели пустые полки. На этот раз Марту поразило разнообразие буханок, булочек и батонов: круглые, кирпичиком, длинные, пухлые, тоненькие и короткие, белые, черные, ржаные, грубого помола, притрушенные мукой, овсяными хлопьями, кунжутом или маком.

На низкой мраморной полке даже была выставлена выпечка, которая удивила их еще больше, чем хлеб: вафли, круассаны, яблочные пироги, пироги с вишней, эклеры, рожки, заполненные сливками, разноцветные миндальные пирожные и песочные печенья всех форм и размеров.

– Еще пирожных, мама! – взмолился Отто. – Пожалуйста!

– Подожди, посмотрим, – прошептала она.

Наконец, когда магазин опустел, она велела Отто оставаться снаружи. Когда она вошла, пекарь обернулся. Он был так похож на своего брата, хозяина гостиницы – высокий и худощавый, только волос чуть побольше, – что она ощутила, как желудок сжимается при воспоминании о том, как всего час назад она, упав на колени, со слезами умоляла войти в ее положение, в отчаянии позабыв про все свое достоинство.

– Доброе утро, чем я могу вам помочь? – спросил он, вежливо улыбаясь.

– Два маковых рулета, пожалуйста, и одно из этих пирожных, – попросила она, улыбнувшись ему в ответ.

Как и прежде, булочки и выпечка были аккуратно упакованы в газету.

– С вас пятнадцать центов.

Отдавая монеты, она собралась с духом:

– Месье Вермюлен?

Он кивнул, вопросительно улыбаясь.