В любви, как на войне

Во всех нас есть что-то дремучее, темное, какой-то клочок джунглей. И ключ от наших низменных желаний спрятан в мудрой, но неведомой руке. Но стоит инстинктам вырваться наружу, тогда берегись! Я была испугана, по-настоящему испугана. Кроме шуток. Это был страшный секс. Мучительный, неистовый и беспощадный. Он брал меня без снисхождения, он скручивал пальцами мою влажную от пота кожу, он ломал мое тело, он кусал и бил мои ягодицы. Поцелуи сыпались как удары, и длинные, вьющиеся волосы Али закрывали мое лицо, когда он двигался во мне, без жалости, как черный хозяин, знающий свое'право делать больно. Вглядываясь в темную дичь его глаз, я думала: "Нет, что-то здесь не то! Но что?" Это длилось несколько часов. Я ни разу не видела его зверя между ног спящим, он всегда был бодр и готов к бою. Я молила о пощаде, но он был глух. Он что-то шептал мне на ухо, и во вскипающем потоке чужих слов я тщетно пыталась уловить хоть что-то знакомое. Когда он выпустил меня, я отползла на край постели, свернулась клубочком и, как раненый солдат после боя, просила об одном: "Пить, пить!" Али влил в меня водку, изо рта в рот, и я задохнулась от обжигающей горечи в горле.

Когда он наконец смог говорить разумно, это были те слова, которые и не стоило слушать. Он говорил о том, что нам надо жить вместе, что это судьба, а против судьбы не попрешь, что я должна при2о1 ехать к нему в Стамбул, и мы попробуем вкус семейной жизни (тут я скривила рот, у меня аллергия на семейную жизнь), что даже такой блестящей женщине, как я, не стоит бросаться мужчиной вроде него. Он хорошо зарабатывает, у него есть деньги, и он готов тратить их на мои прихоти, что ради меня он горы свернет, если я дам ему шанс. Ведь он еще молод.

Я поскучнела – не признаю осложнений в таком простом деле, как любовь. Мои чувства как водопроводный кран: могу открыть, а могу и закрыть. Прелесть новизны спала как одежда, обнажая вечное однообразие страсти, у которой всегда один и тот же язык и одни законы. Как мне объяснить ему, что я беру мужчин так же просто, как рву цветы. От скуки. Собираю букет, ставлю в комнате в вазу, любуюсь несколько дней, а когда увядает, выбрасываю в корзину и забываю.

Али потянулся ко мне, и я отпрянула. Нет, я больше не хочу его! Он обнял меня, но я отбивалась, как кошка, у которой отбирают котят. Меня била дрожь, я смеялась, и одновременно слезы наворачивались мне на глаза. Я закатила форменную истерику. Он в испуге осыпал меня поцелуями: "Что с тобой, милая? Почему ты больше не хочешь меня? Я умираю, так хочу тебя. Ну, иди же ко мне!" – "Оставь меня, оставь! – кричала я. – Я хочу в гостиницу! Ты слышишь? Я хочу обратно! Я не оста-. нУсь здесь ни минуты!" Он помрачнел, потом заплакал, и это было ужасно. Не переношу мужских слез. "Что я сделал не так? " с Ума по тебе схожу!" Я смотрела на него и думала: "А ноги у него в самом деле коротковаты. Максим бЫл прав". И от этой идиотской мысли я истерически засмеялась. Мне уже немыслимо было представить, что я только что делала любовь. Секс – ин* струмент столь сложный, что любая мелочь его расстраивает.

Мы взяли такси, и Али привез меня в гостиницу. Он заласкал меня на прощание, словно ребенка. Я запечатлела на его лбу последний поцелуй, но он об этом не догадывался. В ту ночь я легла в постель с одной простой мыслью: "Кончено!" Легко сказать, но трудно сделать. Если вы живете в одной гостинице, стоящей посреди пустыни, с большой, но все же ограниченной территорией, вы постоянно сталкиваетесь друг с другом – то в ресторане, то у бассейна, то на море. Я не знала, куда деваться. Терпеть не могу объяснений, а они неизбежны, если ты отбрасываешь мужчину так же быстро, как раскаленный кирпич или горячую картофелину.

Али всюду искал меня, а я пряталась как могла. В ресторане за обедом я удовольствовала его тем, что поздоровалась глазами. Он не осмелился подойти, поскольку я была в компании своих друзей. Наконец он выловил меня у моря и требовательно спросил, как насчет сегодняшнего вечера. Я жалко залепетала, что у меня болит голова, – ничего более пристойного я придумать не смогла. Он сказал, что будет ждать меня на нашем привычном месте в кафе.

Я упускаю еще одного персонажа во всей этой истории – десятилетнего мальчика, сына моей подруги. Мы с недопустимым легкомыслием втянули ребенка в любовную интрижку, позволяя ему подслушивать мои нескромные рассказы и наши обсуждения, жадно впитывать как губка взрослые тайны, неуместно комментировать их, следить за ходом событий, не упуская ни одной мелочи, и даже представить себе не могли, что может твориться в дет2о3 ских мозгах. Для него это было настоящее кино, где оН сам мог играть хоть какуюто роль.

В тот вечер, когда я пряталась с Аэлитой в маленьком баре, ее сын вызвался быть шпионом. Мы послали его на разведку в наше любимое кафе выяснить, свободна ли территория от врага. Он вернулся с победным видом опытного лазутчика и заявил: