В любви случайность не случайна (СИ)

Матвей тяжело вздохнул, взял меня за руку и повёл за собой, но потом остановился и сказал. — Может и мне тебя донести до комнаты, а то, не дай Бог, ещё и в обморок шлёпнешься?

— Оставь это для слабонервных, Матвей. Я много раз падала в своей жизни, потом вставала и шла дальше.

— Надо же? — Качнув головой, съязвил Матвей. — А я думал, что тебя поднимали с земли престарелые мужчины и доносили до дома, скрипя своими костями.

Я поджала губы. Да, картина, которую мы с Эдуардом «нарисовали» перед ним, была явно неудачной. Но в том не было моей вины! Хотя… я, конечно, была виновата, что не подумала я и сорвалась на призыв неведомой записки…

Ты, что притихла? — Услышала я его голос, когда мы вошли в комнату. В своих размышлениях я даже не заметила, что мы пришли в комнату Матвея, а не в… мою. Он подвёл меня к постели и приказал. — Раздевайся.

— Как это? — Удивилась я, отшатнувшись от кровати.

Матвей криво усмехнулся. — Сними с себя то, под чем… болит.

— Но это же мои джинсы?

— Снимай их.

— Да ни за что! — Сказала я и резко развернулась к нему спиной, намереваясь уйти. Но сделать мне это не удалось, потому что рука Матвея крепко схватила меня за пояс джинс.

— Ну и глупая же ты. — Строго сказал он. — Ложись на живот, и приспусти с себя джинсы. Этого будет достаточно.

Я мысленно отсчитала тринадцать секунд, кивнула и легла на кровать. Говорят, что для принятия правильного решения надо мысленно посчитать до десяти. Но я считаю до тринадцати, для большей уверенности…

Матвей заботливо снял с меня мои шлёпанцы, а я в это время приспустила с себя джинсы. — Значит, на свидание надела джинсы, сексуальную кофточку, а хрустальные туфельки позабыла? — Насмешливо сказал он.

Моя душа была в таком смятении, что я съязвила. — Да, зачем мне туфельки, если я летела на крыльях. люб… Достаточно и шлёпанец.

— Понятно… Надеюсь, что ты обломала свои ангельские крылышки и эта рана на твоей попке — всё, что от них осталось.

— Хватит шуточек. — Возмутилась я. — Матвей, что там? Рана большая?

— Большая, очень большая… То есть, нет, большая, но не глубокая, кость не видна..

— Опять шутишь?

— А что мне остаётся? Ты ходишь на свидание с другим, хотя считаешься моей невестой. И он ещё несёт мне тебя на руках, и отдаёт израненную. Так, что мне остаётся делать, Иветта?

Матвей говорил, а я слушала его, сжимая кулачками покрывало кровати. Его пальцы, нежно щекочущие мою кожу, и голос, волновавший мою душу, не давали мне ничего понять. Масса, ещё не осмысленных мною, чувств туманила мой разум. Я решила помолчать и только позволила себе слегка пискнуть, когда моя рана защипала от йода…

Мне показалось, что прошёл час, когда я вновь услышала его голос.

— А ты терпеливая. Я бы уже давно кричал от такой боли, а ты только лежишь, да попискиваешь.

Я усмехнулась и ответила. — Не ври. Спортсмены привычны к боли.

— К телесной боли? Да, привычны… А вот к душевной?

— Я думал, что записка была от тебя. — Произнесла я, вставая с кровати и приводя свою одежду в порядок. — И почему рана, после обработки болит сильнее, чем…

— Какая записка? — Оборвал меня вопросом Матвей. Он сделал ко мне шаг и взял меня за плечи. — О чём ты говоришь?

— О записке, в которой написано, что меня кто-то ждёт в беседке. Я думала, что… это ты. Записка была без подписи, а почерк твой мне… не известен.

— А ты не могла понять, что записка на английском языке это… не от меня?

Я хотела вырваться из его рук, но Матвей не позволил. Вздохнув, я произнесла. — Всё дело в том, что она была написана на русском языке, да и сам господин Файс очень хорошо им владеет. Удивлён?

Матвей невольно кивнул.

— Что хотел Эдуард, кроме того, что бы поносить тебя на руках?

Я нахмурилась. Голос Матвея мне не понравился, мне даже показалось, что он был готов в это же мгновение пойти к Файсу и, взяв его за грудки, вытрясти правду.

— Он признался мне в… любви. — Прошептала я, стараясь скрыть свою ложь правдивой извинительной улыбкой. — Но я ответила, что… это смешно и глупо, затем оступилась, упала… Затем мы вернулись в дом. А зачем он взял меня на руки, я и понятия не имею!

— Зато я имею. — Строго сказал Матвеи и прищурился. Его взгляд «дошёл до моей печёнки». — А что он тебе говорил на счёт Мэри?

Я искренне была удивлена. — Как ты догадался об этом?

— Я только что выпроводил её из этой комнаты. — Матвей продолжал «буравить» меня взглядом. — И знаешь, что она мне сказала?

— Могу представить. — Фыркнула я и стряхнула его руки со своих плеч. И ту в меня «будто чёрт вселился» и я «включила актрису», так говорила о моём поведении Ева, когда я её передразнивала.