В логове льва

В Америке же все обстоит совершенно иначе, согласно Конституции, излагающей права народа. В Британии ближе всего к Конституции подходит Билль о правах одна тысяча шестьсот восемьдесят девятого года, гласящий: «И так как ввиду отречения упомянутого покойного короля Иакова Второго от правления и вакантности вследствие этого престола Его Высочество принц Оранский…» Тут я хочу привлечь ваше пристальное внимание к следующим словам: «…которого всемогущему Богу угодно было избрать своим достославным орудием освобождения этого королевства от папизма и произвола власти».

Смысл очевиден. Власть в этом краю исходит не от народа, а дана свыше. Наша монархиня правит своей властью, дарованной Богом. Она же, в свою очередь, вверяет свою власть правительству, но народ остается его слугой.

– Вы нас оскорбляете! – сердито выкрикнул один из членов парламента. – Вы говорите не о той власти, каковой парламент облечен согласно нашей Великой хартии вольностей!

– Благодарю, джентльмены, что привлекли наше внимание к этому документу, – кивнул Милл. – Но ни Великая хартия вольностей, ни Билль о правах не оговаривают ясно права наших граждан. На самом деле Великая хартия вольностей целиком посвящена взаимоотношениям двадцати пяти баронов с королем и церковью. А для современных граждан ее смысл невероятно невнятен. Вот послушайте: «…Все графства, сотни, уэпентеки и трети должны отдаваться на откуп за плату, какая установлена издревле, без всякой надбавки, за исключением наших домениальных поместий». А еще вот это: «Клирик будет штрафоваться в качестве держателя своего светского держания не иначе, чем другие, названные выше». Несомненно, все присутствующие согласятся, что это не может служить практическим руководством для хорошего современного правительства. Посему я предъявляю вам документ, являющийся таковым. – Милл извлек из кармана тоненькую книжечку ин-фолио и поднял ее над головой. – Это Конституция Соединенных Штатов. Она наделяет властью народ, вверяющий часть своих полномочий правительству. Это самая радикальная декларация прав человека в истории человечества.

Я от всей души прошу данную палату всего лишь прочесть этот документ, еще раз перечитать свой Билль о правах и Великую хартию вольностей, а после рассмотреть мое предложение: созвать конституционный конгресс для разработки собственной конституции. Британского закона для британского народа. Благодарю вас.

Он сел – и тотчас же разразилась буря: половина членов парламента подскочили, требуя слова. Первым спикер дал его премьер-министру.

– Я возьму на себя смелость возразить мистеру Миллу. Может, он и англичанин, но говорит он на иностранном языке и хочет перекроить сей парламент на иноземный лад. Я возглашаю, что он тут нежеланный гость, равно как и его чуждые побрякушки. Наши законы были хороши и для наших отцов, и для праотцев. Хороши они и для нас.

Слова Рассела встретили возгласами единодушного одобрения, совершенно поглотившими голоса несогласных. Оратор за оратором эхом вторили ему – хотя находились и такие, кто признавал, что вопрос о конституционной реформе, возможно, заслуживает рассмотрения, но их дружно зашикивали. Дождавшись, пока гам спадет, Бенджамин Дизраэли встал.

– Меня весьма встревожило, что мой высокоученый оппонент в данном вопросе забыл о собственных интересах. Не он ли сам пытался провести в тысяча восемьсот шестидесятом Новый парламентский реформирующий акт, предоставлявший более широкие избирательные права для всех графств и городов? Полагаю, акт не прошел только в силу противодействия почившего лорда Пальмерстона.

– Я предлагал реформы, – парировал Рассел, – а не уничтожение нашего парламентского наследия.

Это заявление встретил рев всеобщего одобрения.

– Что ж, – Дизраэли не собирался сдавать позиции, – тогда давайте рассмотрим вполне разумное предложение мистера Милла…

– Давайте не будем! – крикнул лорд Рассел в ответ. – Я не желаю заседать в парламенте, рассматривающем предложение о государственной измене. Я ухожу и призываю членов собрания, разделяющих мое мнение, последовать моему примеру.

Ответом его призыву послужили вопли ликования и нарастающий топот: парламентарии дружно вставали и покидали зал.

В конце концов остались Бенджамин Дизраэли да дюжина других членов парламента.

– Представительной эту часть палаты не назовешь, – вполголоса проронил Дизраэли.

– Не согласен, – возразил Милл. – Это ядро конгресса. Другие его поддержат.

– Искренне надеюсь, что вы правы, – без особого энтузиазма отозвался Дизраэли. – Я здесь потому, что хочу восстановить в этой стране правление закона, а не иноземных оккупационных войск. Если кроме предлагаемого вами конгресса иного пути нет – что ж, быть посему.

Гром за горизонтом