За три дня ему удалось подстрелить крупного теке. Трудно в горах одному, никто не подставит плечо. Много времени и сил потратил охотник, чтобы стащить к тропе неподъемную тушу, перевалить ее поперек конской спины и привязать крест-накрест кожаными ремнями, стянув свисающие по обе стороны копыта к брюху коня. Охваченный плохим предчувствием, он настойчиво подгонял коней, рискуя сорваться с крутизны или сползти в пропасть вместе со щебнистой осыпью, которую пересекал, сокращая путь.
Предчувствие не обмануло его. Бейшен лежал вытянувшись на кошме, лицо его было спокойно, открытые глаза невидяще смотрели вверх...
Весть о смерти знаменитого охотника разнеслась по всей округе, и многие захотели проститься с ним. Первыми съехались родственники покойного, которых к удивлению Жанторо набралось десятка полтора. За ними потянулись жители ближних, а потом и дальних аилов. Соблюдая правила традиционного погребального обряда, покойного положили с левой стороны от входа в юрту, отгородили занавеской, у изголовья поставили глиняный светильник. Тихие голоса собравшихся то и дело прерывались громким плачем - причитаниями новоприбывших мужчин и женщин.
Старики-знатоки мусульманских обрядов обмыли мертвое тело и когда стали заворачивать в саван, Жанторо начала быть крупная дрожь. Не в силах сдержать подступившие к горлу рыдания, он выбежал из юрты, бросился лицом на землю и, иступленно молотя по ней кулаками, завыл, как дикий зверь.
После похорон родственники покойного предложили ему переехать в аил, но он отказался.
* *
*
За всеми делами Иван старался находить время и для охоты. Ходил на фазанов, зайцев и кекликов по ближним горам и отщелкам. Как-то в снежную зиму выпала свободная неделя, и он решил забраться подальше и повыше, хотя и знал, что охотиться в горах в такую пору рискованно. Коня пришлось оставить в чабанском зимовье и дальше пробираться пешком в спегоступах, сплетенных из ивовых прутьев. Иван надеялся, что обильный снегопад заставит кабанов и козлов спуститься пониже к южным склонам. Подойдя к одному из них, он увидел глубокую расселину с густыми кустами по краям. В таких местах кабаны часто устраивают свои лежки. Чтобы не продираться через кусты по глубокому снегу, Иван взял немного ближе к краю расселины. Настороженно вглядываясь в переплетение ветвей, охотник не заметил предательского снежного козырька над обрывом. Снег под ним вдруг раздался и, не успев глазом моргнуть, Иван полетел вниз. При падении он сильно ушибся и повредил ногу. Шубарин попробовал встать, но тут же упал от сильной боли в ноге. Попытался ползти, но и это не получалось. Нога горела как в огне. Он оказался в ловушке: отвесные стены с трех сторон и неизвестно, есть ли выход, если двигаться вдоль этой проклятой щели. Оставалось одно: стрелять - вдруг кто-нибудь услышит.
Иван нажимал на спуск через равные промежутки времени, пока не осталось два последних патрона. Мороз крепчал и холодил тело под шубой. "Неужто конец?" - подумал он со злостью на себя за непростительную пропашку. Упираясь прикладом ружья в снег, работая одной ногой и волоча другую, Шубарин попробовал передвигаться ползком. Он удалился от места своего падения шагов на сто и заметил, что дно расселины начало повышаться. Ползти сразу стало труднее. В отчаянии он израсходовал еще один патрон и, закрыв глаза, в изнеможении прилег на снег. Навалились безразличие, усталость и дремота. Ему пригрезился светлый луг с цветами, потом вроде бы очутился в своей избушке, на теплой лежанке. Кто-то звал его за дверью, кричал, "эй!", а он никак не мог понять, во сне или наяву. Наконец смертная дремота отпустила, и Иван понял, что действительно сверху слышится чей-то голос. Он поднял взгляд и увидел над краем расселины лицо человека.
- Эй! - снова донесся голос.
Забыв о боли, Иван приподнялся и замахал руками.
Его вызволил из беды с помощью длинного волосяного аркана охотник, к счастью оказавшийся поблизости и обративший внимание на выстрелы, которые звучали с интервалами, глухо, без раската, и это насторожило охотника. "Непохоже, - подумал он, - чтоб так стреляли по зверю, значит, кто-то попал в беду".
Спаситель срезал и связал несколько длинных еловых веток, уложил на них пострадавшего и как на салазках довез до своего коня, оставленного неподалеку в лощине. Уже к ночи они добрались до зимовья, откуда Иван ушел на охоту. Здесь, осмотрев свою больную ногу, он установил вывих лодыжки, который сам же и вправил.
Утром в кибитке чабана за чаем с лепешками Иван смог получше разглядеть вчерашнего незнакомца. На вид он, пожалуй, не старше самого Ивана, высок ростом, жилист и крепок. Суровое темное от загара лицо и неожиданно добрая белозубая улыбка. Цепкий с прищуром взгляд охотника. На плечи небрежно наброшена нагольная шуба, под расстегнутым бешмантом - белая рубашка из грубой кашгарской маты; сильно потертые штаны из шкуры горного козла мехом внутрь и сапоги без каблуков из такого же меха.
Шубарин представился первым и коротко рассказал о себе.