В ловушке

Небо светлело. «Эх, хоть бы раз в жизни увидеть летающую тарелку, что-нибудь из ряда вон выходящее, как печать иного мира, который рядом, но незрим». Небо стало густо-синим, прямо перед моими глазами образовался надрыв, трещина белого, указывающая на то, что солнце всходит. Летающей тарелки нигде не было. Только бледное, уползающее за тучи пятно луны. Я отвернулась, налила мятный чай в черную чашку. За спиной – неслышный звук, небо быстро посветлело, тайна уснула, неуловимые ощущения скрылись куда-то. Родился новый день. Прошла в комнату, села в кресло и замерла, как некогда моя голубоглазая кукла.

Глава 6 Камень и капли

Капли точат камень не силой, а частотой падения. Месяц назад по телефону подруга, как между прочим, бросила: «Знаешь, мы ведь теперь работаем с твоим Сашей в одном отделе. Он оказался таким хорошим, мы нежно дружим. Вчера вместе пили кофе и обсуждали дальнейшую работу. О тебе не говорили».

Я слушала, становясь легкой и призрачной; сейчас оторвусь от пола и буду безостановочно лететь, сама не зная, куда. Мы говорили друг другу какие-то ватные, пустые слова, слова-декорации, а можно было повесить трубку и дать пощечину пустоте.

Комната уменьшается, стены давят, становится беспокойно, хочется бежать из этой ловушки в панике, только бы спастись. Спустя несколько дней, слегка придя в себя, я нечаянно включила радио, в это время песня подошла к концу и голос дикторши сказал: «Эту композицию Аля Маркова просила передать Саше, которого она очень любит и просит, чтобы он на нее ни за что не обижался». Я застыла и удивленно, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой, уставилась на радиоприемник. После этого я перестала слушать радио, оно стало моим врагом. Оно тоже против меня.

У меня есть потрясающая коробка, черная с красными цветами на крышке, изнутри обитая красным сукном, да, достаточно траурная, напоминает гробик. Туда обычно складываются театральные и музейные билеты, открытки, фотографии и письма. Это память. Недавно вывалила содержимое коробки на пол: «Может, вышвырнуть это все в помойное ведро?» Я кладу сюда нечто, связанное с каким-нибудь человеком, и вскоре он покидает меня, безвозвратно уходит из моей жизни. Остается испачканная чернилами бумага, которую можно сжечь, превратив воспоминания с черную ленту пепла, а прошлое – в ничто. Решилась, было выкинуть все это, но остановилась – а что изменится? Ты загнан в ловушку, в свою коробку и никогда не выберешься, если не суждено, если у тебя на это не хватает сил. Отложила все, связанное с ней: счет из бара «Би-Би Кинг», куда мы ходили вместе год назад; открытки, которые она привезла мне из Португалии; программки спектаклей; пустой флакон. Сложила все это в пакет. Долго рассматривала его фотографию и розу, некогда алую, теперь сухую, пропахшую пылью, по цвету напоминающую запекшуюся кровь. Его фотографию у меня не хватило духу выбросить, а роза была отправлена в мусорный пакет. На фотографии он такой, как когда мы встречались, «а еще я очень редкий, у меня глаза синие»: большие синие глаза, вьющиеся волосы, тонкие губы, что, как говорят, выдает скрытность характера. Обычный приятный мужчина за рулем своего синего «Форда» для прохожих, спешащих по улице мимо пробки машин. Или сливающееся со всеми прочими лицо в окне кафе, руки, держащие чашечку кофе – мгновение и забыл. А для меня – один из немногих, единственный, с кем хотелось бы жить в одной квартире, просыпаться каждое утро, гладить эти кудрявые волосы, завтракать, ждать с работы, печь ему пиццу, родить ему ребенка.

Не может же боль длиться всю жизнь. Раньше, когда читала трагедии, удивлялась. Как же они будут жить дальше, мирясь с потерей, утратой и несправедливостью? Смогут ли они смириться с ощущением собственного бессилия, чувством разочарования в себе, в друзьях, в родных? Как я могу ходить по тому же осеннему городу, делать пересадки на тех же станциях метро? Повернуться, найти ту себя, что, кажется, осталась где-то рядом, за спиной, и тот город, где даже зимой в тонкой меховой куртке было тепло и все воодушевляло.

Но бессмысленно выть и биться о стены. Боль вскоре попятится, отойдет на цыпочках куда-то на задний план, уступив место будничным мелочам. Я буду ходить по этим переходам, всматриваться в лица людей, покупать бусы, все еще надеясь на чудо, на счастье.

Звонила ей, просто так. Вместо ее тихого, манерного «алло», услышала и узнала его голос. Он спокойно сказал: «Алло, вас слушают, говорите». Повесила трубку, как девочка-подросток, воровато дрожа. Стала бояться города, станций метро и магазинов, где я могу встретить их вдвоем, счастливых и влюбленных, почувствовать себя маленькой, ничтожной, потухшей.