В ловушке

Конечно, это совпадения и фантазии. Но я смутно боялась ее, она всегда требовала к себе внимания и тепла, но ничего не отдавала взамен. Она звонила всегда только по делу. Узнать, как лечат ангину. Я рассказывала, что надо пить, как полоскать горло. А на следующий день заболевала сама, теряла голос, лежала в температуре, не в состоянии пошевелить ни ногой, ни рукой. Она забывала обо мне надолго, потом находила, как ни в чем не бывало, мы ходили в театры, встречались на вечеринках. Помню, как-то мы сидим в одном кресле и едим пирожные из одной тарелки. При этом я смотрю в окно, а она внимательно всматривается в лица шумящих вокруг людей.

* * *

У меня умерла тетя. Я металась по квартире, плакала, вспоминала. Позвонил он. Я расплакалась, а он тихим голосом пробормотал, что надо быть сильнее. «Извини, я, кажется, не во время». И пропал на неделю.

Тверской пассаж: мрамор, похожий на кусочки торта-бизе, золото поручней, витрины. Мы с ним пили чай, я раскладывала его визитки в новенький органайзер. «Зачем тебе столько, ты же не общаешься со всеми этими людьми». «Не выбрасывай, пусть будут, так солидней». Он ел салат и протягивал через стол шампиньоны на вилке, а я – пай девочка – ела и улыбалась.

Она никогда не откровенничала со мной и не говорила о том, что ее по-настоящему волнует. Был налет блесток и смешинок, за которым скрывалось все остальное.

Он учил меня жить красиво, не разговаривать с бедно одетыми людьми в метро, покупать вещи только в дорогих магазинах, «ты же должна быть лучше всех».

«Мне кажется, что ты – женщина за мужчиной, тебе нужна спина, за которой ты скроешься от проблем. Я другая. Я буду вести человека по жизни», – с гордостью не раз говорила она.

* * *

В прошлом году я и он ехали в трамвае. У него на коленях лежала большая видеокамера, а у меня – его сумки и микрофон. Мы молчали, потому что перед этим долго спорили на остановке, а сейчас остывали. Я смотрела в черное окно трамвая, он скользил взглядом по грязному полу, залитому жижей талого снега. «Ваш билетик», – неожиданно сказал голос. Саша застыл. Пытаясь спасти положение, я показала проездной на метро. Это взбесило контролера. «Еще обманывать вздумали. Быстро, платите штраф или пойдем в отделение». Саша огрызнулся, сказал, что штраф платить никто не будет, мы без денег. Трамвай стоял. Над нами грозно возвышался контролер, серый русский парень, мы сидели, как ни в чем не бывало, я продолжала смотреть в окно, он – в пол. Заволновались пассажиры. «Платите, ехать пора, нечего время тянуть, все с работы, устали, хотят домой». Раздались более грубые выкрики. Он нервно встал, бросил мне: «Выходим». Я, он и контролер вышли. Был темный зимний вечер, мы втроем стояли в сугробе, Саша препирался с контролером, который настаивал, чтобы мы заплатили штраф или прошли в отделение. Так продолжалось довольно долго, Саша не думал платить, а контролер не собирался нас отпускать. Я так промерзла, что уже не чувствовала ног. Порылась в карманах, обнаружила мелочь, протянула контролеру. Нас отпустили. Мы шли с Сашей бок о бок по снегу, он ругал меня за то, что я показала проездной на метро, за то, что я сломалась и заплатила деньги, за то, что попыталась вставить что-то в их разговор. Я молчала и мерзла.

* * *

Лето. Мы с подругой идем по Гоголевскому бульвару от «Арбатской», мимо нас пыхтит троллейбус, мы уже бежим, врываемся на ходу в щелочку закрывающихся дверей. Остановка. Мне вдруг становится очень неуютно ехать зайцем. Она спокойно садится, уверяя, что все обойдется. «Ваш билетик», – раздается голос, мы начинаем тянуть время, судорожно роемся в карманах в поисках несуществующих билетов. «Ведь были же, но куда они подевались?» «Девушки, выйдемте», – вежливо предлагает нам контролер. «Но у нас были билеты, были только что!». «Неправда, они ничего не пробивали», – заголосила женщина в сером платье с лиловыми цветами. «Выйдемте». «Давайте, выходите, нечего людей задерживать». «Не задерживайте отправления транспорта», – крикнул водитель. Двери открылись, мы вышли, оказались на небольшой площади в районе Парка Культуры, у церквушки. Контролер выписал квитанцию. «У меня денег нет», – гордо заявила подруга. Я запустила руку во внутренний карман пиджака. Там лежали смятые бумажки старых денег – две голубые по три рубля и еще одна десятка. Штраф был десять рублей. Я сказала, что у меня с собой только шесть. И надо было наугад вынуть из кармана две трешки. Я ухватила две бумажки пальцами, вынула – ура! – получилось, две трешки. Протянула их контролеру, даже осталось еще немного денег, мне и ей на кофе.

Глава 8 Good-evening, New-York!

Марионетка, наконец, вырвалась на свободу, порвала все нитки и, беспомощная, испугалась. Куда теперь, к кому? Все то же неизменное метро. Вагон переполнен. Вдруг, кто-то вскочил и выбежал. Место освободилось, но его никто не хотел занимать. Я села. От соседа несло перегаром. Он – молодой человек с глубокими морщинами на лбу. В кожаной косухе, грязных черных джинсах и пыльных кожаных ботинках.