В ловушке

– Ногу, куда ни шло, – проворчал Дугин, поднимаясь во весь рост и с хрустом потягиваясь. А шейные позвонки наш док ремонтировать не умеет.

Семёнов взглянул на товарищей. Их лица заросли щетиной, с пробивающейся сединой у Гаранина, рыжеватой у доктора. Филатов бодрился, хотя горная болезнь явно действовала на него сильнее, чем на других, а глаза сильно покраснели и слезились: выходя на улицу, он забывал надевать темные очки.

– Надо – значит, надо! – сказал он, и Дугин одобрительно кивнул. – Пошли, Женька, поищем лесу для треноги.

К ним присоединились остальные. Обшарили станцию, свалку и холодный склад, разыскали несколько рудстоек и сколотили из них треногу, установили над дизелем, оснастили ее блоком с капроновым шнуром и с превеликой осторожностью подвесили крышку цилиндров – два пуда чугуна. Теперь ее следовало опустить на шпильки блок-картера – предельно точно, чтобы не сбить резьбу. Эту ответственную операцию механики никому не доверили, опускали крышку вдвоем. Под ее тяжестью шнур натянулся струной, и Семёнов с беспокойством подумал, что ни только треногу, но и капрон нужно было испытать на прочность. Тот самый штормтрап, который когда-то оборвался в шурфе, тоже был из капрона, и Семёнов тогда пришел к выводу, что при сильных морозах много надежнее обыкновенная пеньковая веревка, не говоря уже о манильском тросе. А синтетика есть синтетика, искуственные волокна холода не любят, становятся хрупкими и ломкими.

– Перекос!

Дугин приник всем телом к крышке, выравнивая ее на шпильках, а Филатов вцепился в шнур и напрягся, чтобы чуть-чуть ее приподнять. Дугин кивнул – опускай, мол, все в порядке. Удовлетворенно вздохнул, выпрямился.

– Можно убирать механизацию, Николаич.

Семёнов и Бармин уволокли треногу в сторону, а механики слегка, пока что вручную, стали наживлять гайки на торчащие сквозь отверстия крышки шпильки.

– Сервируйте стол, друзья!

Паяльной лампой Гаранин раскалил добела стальной лист и швырял на него отбивные бифштексы. Способ старинный, в Арктике и по сей день любители так готовят оленину. Может, гурману такая пища и не пришлась бы по вкусу, зато для ее приготовления ни печки, ни сковороды с жиром не надо, мясо испекается в одну минуту.

– Обедать – не работать, – Филатов с готовностью присел на скамью. – Знаешь, Женька, чем трудовой день красен?

– Ну?

– Перерывом на обед и перекурами. Это не я, это в Древнем Риме один башковитый мужик придумал, по имени Сократ. Верно, док?

– Никогда такой ерунды Сократ не говорил, – засмеялся Бармин, присаживаясь – Кстати, он жил и мыслил в Древней Греции.

– Пустобрех, – неодобрительно произнес Дугин.

– Сократ, древний гений и мудрец, – пустобрех? – оскорбился Филатов. – Знал, что ты неуч, но не думал, что такой глухой. Отец-командир, предлагаю организовать на Востоке курсы по ликвидации безграмотности, для Дугина и Волосана.

– Звонарь с глухой колокольни, – буркнул Дугин и тут же внес ясность:

– Ты, а не Сократ.

Посмеялись, повеселели. Все-таки дело ощутимо идет к концу. Без особого аппетита поели (какой там аппетит, когда чувствуешь себя, будто после тяжелого похмелья!), с наслаждением опустошили двухлитровый термос крепкого чая и принялись за второй.

– Начнем зимовать, – размечтался Дугин, – повар поставит в кают-компании на тумбочку бак с компотом, подходи и пей, сколько влезет. Или ваш любимый клюквенный морс, Андрей Иванович, которым Михеич баловал.

– Михеич… – Бармин фыркнул. – А кто, рискуя своей безупречной репутацией, бочонок клюквы раздобыл, чтобы ваши хилые организмы витаминизировать?

– Ты, Саша, ты, – улыбнулся Гаранин. – Этот бочонок, кажется, всю зимовку искали в Мирном?

– У них было еще два, – оправдался Бармин – А если от многого взять немножко..

– Житуха настанет, – продолжал мечтать Дугин. – Отстоишь вахту, купнешься в баньке – эх, без парной наша банька! – разденешься до трусов и в постельку, на полных восемь часов, да еще после обеда два часа для здоровья. Житуха!

– Нос у тебя побелел, фантазер, растирай! – прикрикнул Бармин. – Нужно же такое придумать – банька, постелька… Ты что, отмываться и спать без задних ног сюда приехал?

– Как в санаторий, – с негодованием поддержал Филатов.

– А ты? – возмутился Дугин.

– Лично я приехал сюда героическим трудом завоевывать Антарктиду.

– Тоже мне завоеватель… Краше в гроб кладут.

– Пусть тех, кто краше, и кладут, – возразил Филатов. – А мне торопиться некуда, молодой я очень, среднего комсомольского возраста. Я, может, еще «Москвича» купить желаю и махнуть на юг с одной забавной крошкой. Есть одна на примете, художественная гимнасточка.