В ловушке безысходности

Вот зря я это сказала. Говорили же: не зарекайся, хуже будет! Уже через полчаса мучения, в которое они превратили прихорашивания, мне хотелось уже не рыдать, а выть волком от безысходности. Чего только не проделывали с моим несчастным телом! Четыре часа мы провели только в ванной – отмывая, натирая, потом вообще посадив в грязевую ванну, и снова отмывая… Задействовали буквально всё: репейное масло для волос, глину для лица и тела, молоко, яйца (тут закралось справедливое подозрение, что из меня хотят сделать омлет), настойки мяты, отвары ромашки, лимонный сок, и прочее, и прочее… Выползала я из ванной буквально на руках у служанок, как полудохлый, но отполированный (слабое утешение перед смертью) червяк. Но, как выяснилось, это были только цветочки, и над моим уже полутрупом продолжили издеваться самозабвенно, со знанием дела и одинаковыми садистскими улыбочками, от паники при виде которых ничуть не спасал ни опыт общения с самыми странными личностями, ни просмотры ужастиков. Но ничто – повторяю, ничто! – не смогло затмить то, что мне принесли. Апофеозом этого адского дня стало платье… с железным каркасом килограммов в тридцать под юбкой, для объёма.

Едва в комнату внесли это «чудо из чудес», меня обуял дикий ужас, и я наконец-то в полной мере осознала, в каких именно ситуациях действительно приходит он – тот самый белый, пушистый и хищный северный зверёк.

– Не-ет, – не выдержав произвола, с отчаянием высказалась я, – Только не говорите, что мне придётся это надеть.

– Вам придётся это надеть, – жестоко убили во мне последние надежды.

– Ну зачем? – Мне всё-таки было интересно, чем же руководствуются хозяйствующие тут куриные мозги (это я отнюдь не про экономку и служанок – они, видимо, просто выполняют приказы), – Зачем одевать каркас, если ваш недоразвитый мирок всё-таки уже додумался-таки до кринолинов?!

– Традиция, госпожа, – робко вякнула молоденькая служанка.

Учитывая то, что я всё это время вынуждена была подчиняться в основном традициям (определённо придуманные алкоголиком, впавшим в крайнюю степень белой горячки), ибо герцог с герцогиней явно хотели от меня именно этого, слово «традиция» подействовало, как красная тряпка на быка.

Орать и плеваться, опять же, нельзя (а жаль, очень уж хочется). Так что с губ сорвался только раздражённый вздох.

– Так, – устало потерев виски, я даже не знала, чтобы сочинить такого вежливого, но отражающего суть и направление моих мыслей, – Я не знаю, кто и почему считает, что мне надо это одеть, но я категорически не согласна с этим… человеком. Безусловно, я искренне стараюсь стать настоящей леди, но я не железная, в отличие от этого жуткого каркаса. Давайте так: вы уносите это пыточное сооружение, а я оставляю при себе всё, что думаю о ваших традициях?

Те похмурились, поохали, поахали всласть, но всё-таки послушались, и на душе стало чуть легче ввиду устранения основной угрозы жизни и здоровью.

Я даже безропотно согласилась на вызывающее алое платье, которое больше открывало, чем скрывало. Учитывая то, что обычно здесь днём и ночью ходят в закрытых наглухо платьях, такое одеяние наверняка призвано сообщить жениху нечто вроде «да, сними его с меня… Хотя зачем, и так всё видно». И это, черт возьми, благородное пуританское общество? Но после железного каркаса, который, оказывается, надо было одеть именно под это традиционное платье «специально для встречи жениха», меня ничто не могло ни смутить, ни испугать. Тем более что в своём мире я часто носила миниюбки и прочие сугубо современные женские и мужские радости, а вот служанки смотрели на меня восхищённо, завистливо и донельзя смущённо.

Надо признать, выглядела я очень даже. Алый цвет идёт тёмным волосам, и кожа будто стала белее и нежнее. Открытые плечи натёрты мерцающим маслом, волосы, успевшие стать чуть более пышными благодаря здешней косметике, красиво завиты и полураспущены, глаза и брови насурьмлены, на щеках лёгкий, едва заметный румянец, а на ярких губах приклеенная улыбка. Мило…

– Пожалуй, пора, – тихо произнесла экономка.

И правда, уже почти вечер. И это учитывая то, что поняли меня спозаранку!

В отражении только в глубине холодных глаз, где-то на самом дне, приютился призрачный намёк на то, что на самом деле мне порядком надоела вся та приторная муть, которую сейчас придётся выслушивать не меньше часа.