Въ лто семь тысячъ сто четырнадцатое… (СИ)

В общем, пхд растянулся у нас на целую декаду. А потом началось проклятие новобранцев всех времён. Строевая подготовка! Нам, артиллеристам, повезло ввиду нашей малочисленности и наличию лошадиных упряжек. Часть личного состава при движении в колонне ехала на пушечных лафетах, в сёдлах коренников[20] и на повозках, причем по команде все, кроме правящих лошадьми ездовых, периодически менялись местами с идущими рядом с пушками пешком. А вот стрелки, вооружённые импортными голландскими мушкетами, на которых странно смотрелись откованные в русских кузницах трёхгранные штыки, и пикинеры со своими четырёхметровыми «оглоблями», маршировали на своих двоих, а их урядники и полусотники срывали голосовые связки, пытаясь заставить солдатиков держать хоть какое-то подобие строя и не разваливать его при простейших захождениях, вроде «правое плечо вперёд». Конная же сотня — на деле, штук сорок всадников, — набранная из, казалось бы, опытных воинов, казаков — участников недавней гражданской войны против царя Бориса Годунова и владычных[21] ратников, благословлённых на службу в Красно-Московском полку патриархом Игнатием, умели зрелищно, лавой, атаковать, но движение в колонне у них отчего-то пока не получалось.

Полк готовился к параду с присягой и вручением боевого знамени…

Дмитрий

«Тяжела ты, Шапка Мономаха»[22]! Верно подметил в своей драме представитель древнего боярского рода Пушкиных. Кстати, его пра-пра-несколько раз пра-дедушка[23] сейчас стоит позади, сразу за шеренгой парящихся в тяжёлых шубах с отложными, спускающимися до лопаток, шиворотами и горлатных шапках бояр. Впрочем, думские дворяне тоже обливаются потом. А куда деваться, традиция нынче на Руси такая: чем богаче и вычурнее одежда, тем почётнее, а на дворе — начало бабьего лета. Чтобы вместить всю эту толпу «ах, каких чэлавэков!», на паперти Успенского собора временно сооружён тесовый помост, застеленный ярким иноземным сукном. Тут цветного сукна для обмундирования не хватает, а приходится пускать на показуху. Мне чуточку легче: я всё-таки сижу на специально притащенном за то время, пока шёл праздничный молебен, стольце — эдакой облегчённой версией царского трона. Тем не менее, парадно-выходное облачение, расшитое золотом — а шёлковые бармы и вовсе покрыты золотыми образками и самоцветами в золотых же медальонах. Веса — как в сапёрном нагруднике: сталь-то полегче золота. Да и в Шапке Мономаха этого драгметалла предостаточно: шея, да и весь хребет, давно уж занемели: я нынче хозяин Земли Русской и милостивый царь-батюшка, мне сутулиться у всех на глазах никак невозможно!

А глаз этих, смотрящих прямо на меня, сегодня — тысячи. Такая традиция: на Новогодье, приходящееся на первый день осени, Судный Семенов день[24], в московский Кремль допускаются все правдоискатели и просители, чтобы увидеть Государя с боярами и передать ему — то бишь теперь мне — свои челобитные. Вот и подходят москвичи и пришедшие за правдой жители иных городов и сёл России к паперти Успенского храма, с низкими поклонами кладут свитки на размещающиеся на нижних ступенях начищенные до блеска медные подносы. Как только груда челобитных начинает рассыпаться с подноса, специально приставленные слуги пересыпают их в заранее заготовленные мешки. Чую, разгребать жалобы и просьбы придётся долго, придётся Отрепьеву потрудиться и крепко подогнать набранных им умников. Пускай ознакамливаются с этим ворохом бумаг и принимают меры. Я же буду реагировать только на самые серьёзные сообщения, а не транжирить время на решение тяжб из-за передвинутой межи или оскорбления и поругания путём выдирания бороды в пьяной драке.

Ибо времени этого нет ну совершенно. Даже в нашей с Марией опочивальне велел отгородить занавесью закуток, где вот прямо сейчас лежат чертежи проектируемых мной ручной дрезины — пока что для перевозки вагонеток на рудниках и водного велосипеда с буером[25] — для ускорения перемещения по рекам в тёплое время года и, соответственно, зимой. Молодой царице это, понятно, не нравится — но до открытых скандалов дело не дошло. Тем более, что, похоже, весной должен появиться новый русский царевич. Или царевна. Парня-то, понятно, назовём Иваном, а вот девчачье имя пока что не выбрано…

…Церемония народного челобития, наконец, сошла на нет. Но празднование продолжается. С этого, семь тысяч сто пятнадцатого — по русскому летоисчислению — Новогодья я решил ввести обычай проведения воинского парада и ежегодного награждения.

Стрельцы и владычные ратники кое-как оттеснили человеческую массу подальше от собора и, по сигналу раззвеневшихся празднично колоколов, по освободившемуся проходу прошествовали — ну, пока что никак нельзя сказать об этом «промаршировали» — сводные сотни Большого — он же Стремянный — и Сергеевского приказов и удивляющий православный люд остроконечными богатырками[26] сводный Красно-Московский полк[27] общим числом в двести тридцать человек с двумя лёгкими пушками. Прошествовали — и встали тремя «коробками» — лицом к храму, спиной — к народу.