В лучах мерцающей луны

Ник находил нечто успокоительное в этом курьезе рационального интеллекта. Больше всего ему хотелось освободиться от того клубка сентиментальности, соблазна, настроений, порывов и внезапных противоречий, которые переплелись в Сюзи. Сюзи была не особой любительницей чтения: ее багаж знаний был мал, она выросла среди людей, которые страшились идей, как заразных болезней. Но, особенно в первое время, когда Ник вкладывал книгу ей в руки или читал ей стихи, ее быстрый ум способен был тотчас же увидеть произведение в новом свете и, глубоко проникнув в содержание, извлечь новый смысл. Какая жалость, что это тонкое понимание, интуитивная проницательность по большей части тратились на проникновение в мысли вульгарных людей ради извлечения выгоды — с детских лет растрачивались на все эти отвратительные хитрости ради «устройства» в жизни!

А зримая красота — насколько она была ей небезразлична! Он не догадывался об этом или, скорей, не был в этом уверен до того дня, когда, гуляя с ней по Парижу, затащил ее в Лувр и они стояли перед маленьким «Распятием» Мантеньи. Он не смотрел на картину или на впечатление, которое она произвела на Сюзи. Его в тот момент больше интересовал Корреджо и Фрагонар, смешной «Урок музыки» последнего и смелые языческие радости Антиопы,[22] а затем он не обнаружил ее рядом; когда же нашел, она стояла, забыв о нем, забыв обо всем: на лице отблеск того трагического неба, губы дрожат, на длинных ресницах слезы. И такой бывала Сюзи…

Закрыв книгу, он украдкой бросил взгляд на профиль Корал Хикс, которая лежала рядом в шезлонге, откинувшись на подушки. Что-то первобытное и бодрящее было в ее крепкой плебейской фигуре, в густых черных бровях, почти сросшихся над толстым прямым носом, и легкой, едва заметной тени усиков на верхней губе. Неким чудесным образом сила воли в сочетании со всеми хитростями, какие только можно купить за деньги, превратили пухлую, с землистым лицом девицу, какой она ему помнилась, в эту властную молодую женщину, почти красивую, временами бесспорно красивую — своеобразной внушительной красотой. Глядя на ее надменный профиль на фоне синего моря, он с трепетом, приятным для его тщеславия, вспомнил, что дважды — под куполом Скальци и на улицах Генуи — видел, как то же самое лицо смягчилось при его появлении, стало женственным, молящим и почти застенчивым. Такой была Корал…

Неожиданно она сказала, не поворачиваясь к нему:

— Вы не получали писем с тех пор, как вы на яхте.

Он посмотрел на нее, удивленный, и рассмеялся:

— Нет… слава богу!

— И сами не писали, — продолжала она обычным строгим утверждающим тоном.

— Нет, — снова согласился он с тем же смешком.

— Это значит, что вы действительно свободны…

— Свободен?

Он заметил, что повернутая к нему щека покраснела.

— Я имею в виду, действительно устроили себе каникулы; не связаны.

— Да, я особенно не связан, — помолчав, ответил он.

— А ваша книга?

— О, моя книга… — Он замолчал и задумался.

Он бросил в саквояж «Торжество Александра Великого», когда ночью они покидали Венецианский залив; но с тех пор ни разу не доставал рукопись. Слишком много воспоминаний и иллюзий были втиснуты между ее страницами, и он точно знал, на какой странице он почувствовал, как Элли Вандерлин, подойдя сзади, наклонилась над ним, уловил запах ее духов и услышал ее тихое: «Я хочу отблагодарить тебя!»

— Книгу я пока отложил, — нетерпеливо сказал он, раздраженный бестактностью мисс Хикс. Да уж, эта девочка никогда не зондирует почву…

— Да; я так и думала, — продолжала она спокойно, и он бросил на нее изумленный взгляд.

Что она, черт возьми, еще думает? Он никогда не предполагал в ней способности настолько далеко выглянуть из толстого панциря самоуверенности, чтобы проникнуть в чувства другого человека.

— По правде говоря, — озадаченно сказал он, — пожалуй, я слишком долго и безотрывно сидел над ней; вот почему, наверно, почувствовал необходимость перемены. Видите ли, писатель я лишь начинающий.

Она продолжала безжалостно допрашивать его:

— Но потом… вы, конечно, продолжите работу над ней?

— Даже не знаю. — Он помолчал, посмотрел на сверкающую палубу, на сверкающую воду. — Понимаете, я витал в облаках. Скорей, думаю, мне стоит окончательно забросить ее и попытаться найти хорошо оплачиваемую работу. Чтобы заниматься такого рода литературой, сперва нужно обеспечить себя надежным доходом.

Он тут же разозлился на себя за эти слова. Прежде в отношениях с Хиксами он старательно избегал малейшего намека на нечто подобное, чтобы не почувствовать на себе тяжелую длань их благодеяния. Но медлительные недели безделья расслабили его, и он поддался необходимости облечь в слова свои смутные намерения. Возможно, это поможет придать им б'oльшую определенность.

К его облегчению, мисс Хикс ответила не сразу, а когда заговорила, голос ее звучал мягче и с необычной нерешительностью:

— Досадно, что с вашими способностями вы не можете найти какую-нибудь службу, которая оставляла бы достаточно свободного времени для вашей основной работы…

Он иронически пожал плечами: