— Да… нас таких немало, кто охотится за именно такого рода местом.
Ее тон стал более деловым.
— Знаю, его трудно найти — почти невозможно. Но я вот подумала, согласились бы вы, если бы вам предложили занять место…
Она медленно повернула голову, их глаза встретились. За мгновение до того, как его охватил безумный страх, она договорила тем же спокойным голосом:
— Я имею в виду, место мистера Баттлса. Моим родителям совершенно необходим кто-то, на кого они могут положиться. Вы знаете, насколько легкие обязанности… Думаю, жалованье вас вполне удовлетворит.
Ник с облегчением глубоко вздохнул. Секунду она смотрела на него, как в Скальци, — и ему очень понравилось, что она не стала прятать тот взгляд. Но место мистера Баттлса, почему бы нет?
— Бедный Баттлс! — пробормотал он, чтобы выиграть время.
— Ну, у вас, — сказала она, — не будет причин, как у него, бросать работу. Он был жертвой своих художественных пристрастий.
Он с интересом искоса посмотрел на нее. В конце концов, она не знает о том, что он встретил Баттлса в Генуе, и о признаниях последнего. Может, она даже не знает о безнадежной страсти Баттлса. Во всяком случае, лицо у нее оставалось спокойным.
— Почему бы вам не подумать над этим… по крайней мере, хотя бы несколько месяцев? Пока мы не вернемся из экспедиции в Месопотамию? — продолжала она убеждать с едва заметным напряжением.
— Вы ужасно добры, но не знаю…
Она встала с обычной своей порывистостью:
— Да и не нужно решать так сразу. Не торопитесь, подумайте. Отец хотел, чтобы я спросила вас, — добавила она.
Он почувствовал недостаточность своего ответа.
— Конечно, это ужасно соблазнительно. Но я должен подождать, во всяком случае — дождаться писем. Дело в том, что я должен буду телеграфировать с Родоса, чтобы мне их переслали. Я забросил все, даже почту, на несколько недель.
— Все, больше не пристаю, — пробормотала она, бросив на него последний взгляд и отворачиваясь.
С Родоса Ник телеграфировал в парижский банк с просьбой переслать его почту в Кандию; но когда «Ибис» прибыл в Кандию и его почту доставили на борт, в толстом пакете не оказалось ни одного письма от Сюзи.
А почему они должны были быть, если он не написал ей?
Он не написал, нет, — но, сообщая свой адрес банку, он понимал, что дает ей возможность связаться с ним, если она того захочет. А от нее не было никакого знака.
Ближе к вечеру, когда они вернулись на яхту с первой вылазки на берег, на столике в рубке лежала пачка газет. Ник взял одно из лондонских изданий и скользнул глазами по списку светских новостей.
И прочитал:
«Среди гостей, ожидаемых на предстоящей неделе в замке Роан (арендованном на сезон мистером Фредериком Дж. Джиллоу из Нью-Йорка), будут князь Альтинери из Рима, граф Олтрингемский и миссис Николас Лэнсинг, прибывшая в Лондон из Парижа».
Ник отшвырнул газету. Ровно месяц прошел, как он покинул палаццо Вандерлинов и бросился на ночной экспресс до Милана. Целый месяц — и Сюзи так и не написала. Только месяц — а Сюзи и Стреффорд уже вместе!
XVII
Сюзи решила ждать Стреффорда в Лондоне.
Новый лорд Олтрингем был со своей семьей на севере, и хотя она нашла по прибытии телеграмму от него, сообщавшую, что он присоединится к ней на предстоящей неделе, еще оставалось несколько дней, которые нужно было чем-то заполнить.
Лондон представлял собой пустыню; лил непрестанный дождь, и Сюзи жила одна в захудалой семейной гостинице, лучшем из того, что она, даже не в сезон, могла себе позволить. Наконец осталась наедине с собой.
С того момента, как Вайолет Мелроуз не удалось осуществить свой план относительно детей Фалмеров, ее интерес к Сюзи заметно ослабел. В прошлом Сюзи Бранч нередко испытывала подобную резкую перемену хозяйкиного настроения, кто бы уж ни привечал ее тогда, и часто — как часто! — уступала и оказывала требуемую услугу, опасаясь того, чем чревато охлаждение отношений. По крайней мере до этого она, слава богу, никогда больше не унизится.
Но когда она торопливо собирала чемоданы в Версале, наскребала на приличные чаевые для миссис Мэтч и прощалась с Вайолет (которая внезапно стала выказывать нежные чувства, увидев, что ее гостья благополучно отправляется на вокзал), — когда она совершала знакомый старый, полный фальши ритуал прощания, в глубине ее души поднялось такое отвращение к скитальческой жизни в вечных поисках приюта, что если бы в тот момент появился Ник и протянул к ней руки, она была не уверена, что ей хватило бы отваги вернуться в его объятия.