В лучах заката

Видео закончилось – застыло на последнем кадре. И мне показалось, что я тоже заперта в этом мгновении.

«Нет, – одернула я себя. – Помни, зачем ты пришла сюда. Сейчас. Сделай это сейчас».

Наша сопровождающая из СПП скомандовала встать и снова построиться, чтобы получить еду. Она раздраженно и нетерпеливо хмурилась. Это ошарашивающее видео заставило меня отказаться от первоначального плана, но было достаточно легко заново собрать его фрагменты – но так, чтобы они сработали. Мы выстроились рядом с кухней, мелкими шагами продвигаясь вперед, когда я почувствовала на себе взгляд солдата СПП.

Я толкнула Сэм, сбив ее с ног. И словно по команде в помещении воцарилась мертвая тишина. Но этого было еще недостаточно, и я закричала: «Заткнись! Просто заткнись!» Мой голос разорвал тишину, врезавшись в ее растерянное лицо подобно удару.

«Подыграй, – я умоляюще посмотрела на нее. – Пожалуйста».

Короткий кивок. Она поняла. Я подняла руку, будто собираясь ударить Сэм, а Ванесса вцепилась в мое запястье, пытаясь остановить. Я продолжала бросаться на Сэм, даже когда ко мне подлетела разъяренная надсмотрщица. Этого было более чем достаточно, чтобы заработать наказание.

Более чем достаточно, чтобы меня лишили ужина.

Девочки старательно не поднимали глаз, но когда эта женщина схватила меня за шиворот и поволокла прочь, их страх и растерянность волнами расходились вокруг. О'Райан и другие инспекторы были заняты, отсоединяя проектор и экран, и даже не обернулись, чтобы посмотреть, из-за чего переполох.

Мне даже не пришлось ей внушать, чтобы она оттащила меня на кухню. Синие, которые оттирали кастрюли и сковородки под пузырящейся водой, подпрыгнули от неожиданности. Те, кто сортировал продукты на следующий день, повернулись к нам, побросав работу. Пока мы шли, я выискивала на потолке черные камеры, пересчитывая их: две, три. Одна над раздаточным окном, еще одна над большой кладовкой, еще одна над длинным разделочным столом из пищевой стали, за которым несколько детей чистили картошку, которую мы только что накопали в саду.

Задняя стена столовой была обращена к лесу, и от нее до заграждения было метра три. Происходившее там никогда не попадало на камеры, которые были направлены на лес. Это было одно из «слепых пятен», которых мы очень быстро научились бояться.

Надзирательница открыла заднюю дверь, толкнув ее плечом, и у меня была лишь секунда, чтобы среагировать.

Быстро развернувшись, я применила болевой прием и заломила ей руку за спину так, что хрустнула кость. СППшница издала сдавленный вскрик, который тут же оборвался, когда я вошла в ее сознание.

Женщина расстегнула свою форму, скинула ботинки, темные камуфляжные штаны и рубашку, пояс, темную шапку. Стараясь не отставать от бешеного темпа, который я же ей и внушила, я тоже быстро сбросила с себя одежду. Надзирательница взяла у меня форму и натянула ее с выражением бессмысленной покорности. Нет, это слишком для нее хорошо. И я отправила ей образ, будто она – маленькая девочка, которая стоит посреди лагеря, а солдаты надвигаются на нее. И когда она разрыдалась, я ее отпустила.

Флешка выпала из моего ботинка, скользнув в увядшую после заморозков траву, но я быстро подхватила ее и крепко сжала в кулаке.

Подмена заняла не больше двух минут. Может, две минуты, и это покажется слишком долгим. Кто знает. СПП разрешалось уводить нас в темные углы, которые не просматривались на камерах, чтобы избить, а уже потом применить положенное наказание. Если в глазах инспекторов, которые следили за нами из контрольной башни, эти две минуты выглядели именно так – что ж, отлично.

Я отвела ее в сад, отмечая, как с каждым резким выдохом из моего рта вылетает облачко пара. К одной из опор забора была прикреплена тонкая цепочка.

Я хотела бы сказать, что считаю себя порядочным человеком и что я не почувствовала никакого мстительного удовлетворения, когда толкнула ее в холодную грязь и приковала лицом к забору, спиной к камерам, установленным на ближайших постройках, и к солдатам, которые наблюдали за обстановкой с платформы башни. Но нет. Я видела столько детей, которых оставляли здесь на долгие часы и просто потому, что они рискнули возразить или косо посмотреть, а у СППшника было плохое настроение. И я хотела, чтобы хоть кто-то из них ощутил, каково это. Я хотела, чтобы они знали, каково каждый раз приходилось Сэм, когда ее приводили сюда.

Я начала волноваться, только когда пошла назад, проходя мимо солдат в красных жилетах, которые стояли вдоль дороги, ведущей к столовой и контрольной башне. И чем ближе я подходила, тем больше вырастала из земли эта кирпичная башня, а ее потрескавшиеся стены вблизи казались еще более покосившимися.

«Это операция, – напомнила я себе. – И ничем не отличается от любой другой». Я завершу ее и отправлюсь домой.