В Маньчжурских степях и дебрях<br />(сборник)

— Попридержи его, — сказал он Семенову и наклонился к переборке.

Отворив дверь, он увидел маленькую комнату со столом и кроватью…

В комнате никого не было.

Окно было открыто…

Слабый ветерок дул в окно с поля и шевелил разложенными на столе бумагами — планами, чертежами…

Пока он беседовал с корейцем, шпион успел бежать, воспользовавшись, вероятно, для этого окном…

Он заглянул под кровать. Там лежала кожаная сумка с медными застежками и замком, чем-то туго набитая.

— Семенов! — крикнул он, — он, сбежал.

Он вышел из-за переборки, кусая губы, сердито шевеля бровями, и прямо подошел к корейцу.

— Почему ты не сказал мне сразу?

И еще больней закусил губу…

На корейца он глядел с ненавистью и злобой.

Кореец закрыл лицо руками.

— Почему?! — крикнул Синков и топнул ногой. — Ну, говори — почему?

— Ой-ой, — прошептал тот, — разве я знал.

И, отняв от лица руки, он жалобно поглядел на Синкова.

— Он один.

— Один… Но все равно вы с ним ничего не сделаете…

Синков весь вспыхнул.

— Почему?

— У него лошадь… Он оставил ее тут, недалеко в кустах. Синков обратился к Семенову.

— Ты не слыхал ничего?!

— Так точно, ваше бродь…

— Я говорю, топота не слыхал?

— Никак нет.

— Значить, он тут…

— Обязательно надо искать.

Синков поглядел на корейца, потом на Семенова и сказал, забрав ус в пальцы и прихватывая его зубами с угла рта:

— Так ты вот что… Карауль его, а я пойду искать…

И он направился к двери.

— Слушаю-с! — крикнул ему вслед Семенов.

Он запер за Синковым дверь и стал около притолоки, взяв ружье к ноге.

III

Синков скоро вернулся.

Он никого не нашёл ни возле фанзы ни дальше, в кустах.

В одном месте ему показалось, будто на земле свежие следы лошадиных копыт.

Он нагнулся, стал рассматривать, но теперь уж и следов не заметил…

Вся земля вокруг него оказалась истоптанной или изрытой… Точно кто-то тут нарочно истолок землю, и не было ни одной рытвинки, похожей на след от лошадиного копыта.

Тогда он махнул рукой и пошёл обратно.

— Ничего, — сказал он Семенову.

Потом он взглянул на корейца.

Лицо у корейца было как деревянное, неподвижное, без всякого выражения…

И когда Синков остановил на нем глаза, глаза корейца глянули на него из-под полуопущенных век холодно как стекло… И его лицо стало еще более похоже на деревянное. Оно словно застыло. Желтая кожа разгладилась и плотно натянулось на выпуклостях скул, на лбу, на подбородке…

Гладкий желтый лоб лоснился, и на нем около висков отсвечивал свет от лампы.

Руки кореец держал на животе, переплетя пальцы, и чуть-чуть шевелил большими пальцами один около другого.

— Я тебя арестую, — сказал Синков.

Веки у корейца дрогнули едва заметной дрожью. Большие пальцы перестали шевелиться; потом он задвигал ими с большей, все возрастающей скоростью… Казалось, один палец хотел перегнать другой.

Высоко раза два поднялась и опустилась грудь.

Медленно, точно это для него было трудно, он поднял веки и сказал тихо, слабо шевеля губами:

— Хорошо, только я не виноват.

И опять колыхнулась его грудь, поднимаясь высоко, с долгим вздохом…

Синков обратился к Семенову.

— Вынеси из-за перегородки сюда стол с бумагами и саквояж под кроватью.

Синков подошел к переборке, прислонил к ней винтовку и вошёл за переборку.

Синков, все время не спускавший глаз с корейца, заметил, как желтые белки его глаз, будто под белками у него было что-то жидкое, передвинулись, блестя из-под век, в сторону, где Семенов поставил ружье.

Ему показалось даже, будто вся фигура корейца чуть-чуть передвинулась в ту сторону, точно стала ближе к переборке… Но он видел, что кореец стоит неподвижно… Он чувствовал только, что все живое, что было в корейце, тянулось вместе с его глазами к переборке…

И вдруг он почувствовал, что кореец смотрит на него уголком левого глаза… И опять, переливаясь при свете лампы, желтые зрачки перекатились под веками, и теперь уже обе черные точки зрачков прямо остановились на Синкове…

Вошел Семенов со столом и кожаной сумкой…

— Осторожней с мешком, — сказал Синков.

Он подумал еще тогда, когда искал шпиона под кроватью, что в кожаной сумке может быть пироксилин, и теперь вспомнил об этом.

— Осторожно!

Синков тихо опустил на пол стол и мешок, взял ружье и, как раньше, остановился у входа.

Синков стал разбирать бумаги.

Все бумаги оказались съемками с наших укреплений и прилагающих к ним местностей.

Синков сам делал эти съемки для себя на память, и теперь ему казалось, он видит перед собой свою собственную работу, переведенную начисто, в большем масштабе и с японскими надписями и пометками.

— У тебя давно этот капитан?

Кореец поднял голову.

— Со вчерашнего дня.

— А раньше ты его знал?

Кореец широко открыл глаза:

— Откуда же?

И он расставил руки… Глаза его приняли совсем плачевное выражение.

— Раньше не знал?

— Нет! — Он отрицательно покачал головой.

Потом он заговорил, подняв глаза к потолку, наморщив лоб и опять медленно кружа большими пальцами одним вокруг другого:

— Он пришёл… Говорит, — «убью». Что же мне было делать?

Синков продолжал рыться в бумагах…

— Он один пришел?

— Один.

— Тебя не посылал никуда?

— Нет, не посылал.

Между бумагами Синкову попалась готовальня.