В Маньчжурских степях и дебрях<br />(сборник)

Щелкнул ключ. Вслед затем по коридору раздались быстрые, почти бегом, удаляющиеся шаги…

— Они! — крикнул Жмуркин. — Давай ключ.

Но Василий Никитич забыл, куда он сунул ключ. Он остановился неподвижно посреди комнаты и тупо глядел на Жмуркина.

По-прежнему по улице грохотали зарядные ящики, и Василию Никитичу чудилось, будто зарядные ящики проваливаются куда-то вниз, и он проваливается вместе с ними.

И вдруг в нем вспыхнула злоба на себя, на японцев, этих владельцев неисчислимого богатства, заключающегося в чемодане.

Он подбежал к окну, вышиб стекла и закричал:

— Держи их, лови!..

На мгновенье среди пешеходов, лепившихся по деревянным мосткам-тротуарам, мелькнули серые плащи.

— Вон они!..

Но плащи мелькнули и скрылись…

Василий Никитич схватился руками за голову, крепко зажав в пальцах волосы, и заскрипел зубами.

* * *

Было холодно и сыро. Моросил мелкий дождик.

На крылечко маленького низенького домишка под деревянной почерневшей от дождей и времени крышей торопливо взбежали два человека.

Один из них худенький, невысокого роста, в коротком однобортном черном пиджаке с поднятым воротником, застёгнутом на все пуговицы до самого верха, был брюнет с желтым болезненным лицом, другой, немного повыше его, блондин с круглой густой бородой и подвитыми усами.

Застегнув пиджак, брюнет, кроме того, еще расправил отвороты на груди и, придерживая их рукой снизу спрятал в них подбородок и кончик носа. Он горбился немного, поднял плечи и вобрал голову в плечи. Воротник пиджака почти касался его больших оттопыренных ушей.

Очутившись па крыльце, он стукнул в дверь согнутым указательным пальцем, костяшкой этого пальца, став к двери боком, согнувшись и все продолжая другой рукой придерживать под подбородком отвороты пиджака.

Мгновенье спустя, он стукнул опять и затем через секунду снова подряд три раза.

Стук… Стук-стук-стук…

Дверь скрипнула и отворилась.

Ежась, все так же сгорбившись и потирая руки, брюнет юркнул за дверь. Вслед за ним так же быстро, как он, юркнул и его спутник.

Дверь захлопнулась.

Дверь вела в проходной коридор: в конце коридора была другая дверь, выходившая прямо на двор. Сейчас дверь эта была не плотно прикрыта. Узкая полоска света белела между притолокой и краем двери.

Коридор только и освещался сквозь эту щель между притолокой и дверью. Окон в коридоре не было.

Смутно и неясно различались в полутьме фигуры вошедших в коридор и отворявшего им дверь.

Один из вошедших, болезненный брюнет в коротеньком пиджаке, произнес тихо:

— Сам дома?

И, сейчас же дернув своего товарища за рукав, нагнулся к нему и что-то шепнул ему на ухо.

Затем спросил опять:

— Дома?

Глаза его успели уже несколько привыкнуть к темноте… Оклеенные белыми обоями стены коридора выплыли из сумрака по обе его стороны. Довольно ясно разглядел он теперь стоявшего перед ним молодого парня, в простой без пояса рубахе, босого, в нанковых серых штанах.

— Дома?

— Дома-с.

— А гости есть?

— Есть.

— Много?

— Порядочно.

А белые стены постепенно словно впитывали в себя темноту. Даже тень разглядел он на стене позади парня, падавшую от него. Маленькие черненькие глазки скользнули через плечо парня дальше в глубь коридора и сейчас же опять остановились на парне.

— Там?

Он мотнул головой на дверь.

— Там-с.

Парень посторонился.

Брюнет вскинул глаза на блондина.

— Пойдем?

Тот кинул утвердительно головой и двинулся вперед.

Дверь в конце коридора, как уже сказано, вела прямо на двор.

В глубине двора было какое-то длинное каменное здание с маленькими почти под самым карнизом окошками, — не то сарай, не то конюшня. На крыше не было труб. Но, вероятно, здание было обитаемо: из одного окна наружу сквозь круглое отверстие, прорезанное в стекле с жестяной накладкой, как это делается в вентиляторах, высовывалась короткая железная черная от копоти трубка вершка два в диаметре.

Брюнет и блондин направились прямо к этому зданию: брюнет — впереди, блондин — сзади, сейчас же за ним, ловко перескакивая по большим серым камням, набросанным в некотором расстоянии один от другого по прямой линии от двери из коридора через весь двор.

Им опять пришлось стучаться так же, как на улице, в дверь каменного здания — в несколько приемов, с короткими перерывами: стук…

И потом после небольшой паузы раз за разом: стук-стук-стук.

Дверь отворилась. Она была узенькая и низенькая, словно прорубленная карликами и для карликов. Согнувшись, они скользнули в эту лазейку один за другим тихо и бесшумно, как два зверька.

Они опять очутились в темноте.

Но темнота теперь уже была полная.

Блондин опросил шопотом:

— А что ж дальше?

Под ногой он чувствовал каменные плиты. Пахло сыростью, как пахнет в подвале или погребе. Когда он протянул руки, чтоб ощупать стены, пальцы его встретили что-то твердое, влажное и холодное.

Невольно он отдёрнул руку и сейчас же сообразил: «Кирпичи… верно, подвал».

Шопотом он окликнул товарища.

— Сейчас, — отозвался тот невнятно и глухо. По звуку его голоса можно было догадаться, что он уже переменил место, отойдя куда-то дальше в глубь подвала. Подвал, видно, был большой.